А если все это вызовет гражданскую войну, когда провинция пойдет на столицу или другую провинцию, брат станет сражаться против брата, горожанин — против другого горожанина, как в таком случае собираетесь Вы спасать своего короля? […] Поверьте мне, брат мой, […] никакой поступок не остановит сейчас всех этих несчастий, не вернет Вас на родину и не изменит общественного мнения против Вашей партии аристократов. Частные поступки так мало значат, когда речь идет об общих проблемах, и лишь время может прояснить эту смуту, лишь оно сможет ослабить напряжение, и выяснить, кто прав, а кто виноват».
Об этом письме не знали ни в обществе, ни придворные. Разумеется, оно вызвало бы поддержку и одобрение со стороны многих слоев населения. Зато попытки графа д'Артуа стали широко известны, и, безусловно, все решили, что он действовал с согласия или даже по просьбе королевы. Однако, по словам Мерси, Мария-Антуанетта аплодировала ответу императора/ Иосиф написал и лично сестре. К сожалению, это письмо (как многие другие, которые отправлял ей Иосиф) не сохранилось до наших дней. Мы можем лишь предположить, что император изъяснялся в том же тоне и с королевой. Содействие монарху и его жене неожиданно оказал Мирабо.
Мирабо по-прежнему оставался лидером Собрания. Оставаясь на страже буржуазной революции, основу которой предложил именно он, оп старался поддержать королевскую власть во избежание контрреволюции и народной диктатуры. Он мечтал совершить революцию совместно с монархией, став первым министром короля. Разочарованный Людовиком XVI с момента открытия Генеральных штатов, он разработал идею смены династий в пользу герцога Орлеанского, который в его глазах представлял оплот английской конституционной монархии — той, что Мирабо хотел установить во Франции. Однако герцогу помешала нехватка силы и размаха, из-за чего его предложение не было поддержано, однако в эти октябрьские дни он старался сблизиться с королем и искал его защиты и поддержки. Мирабо же был тогда сильно связан с графом де Ламарком, бельгийским аристократом, сторонником идеи императора, который теперь был депутатом Собрания. Королева не изволила выслушать этого умеренного человека, который когда-то служил ее матери и кого она знала с момента приезда во Францию. Отношение с Мирабо вызывали у нее недоверие к этому человеку. Ламарк прекрасно понимал все, с трибуны он однажды заявил, что хотел быть полезным королю, когда министры увидят силу и власть Собрания. 7 октября Мирабо обратился к Ламарку: «Если у вас есть средство, чтобы повлиять на короля и королеву, убедите их, что Франция и они погибнут, если королевская семья не уедет из Парижа. Я займусь планом, который позволит обезопасить их отъезд: сможете ли вы убедить их в том, что они могут полностью положиться на меня?». Ненависть государей к этим деклассированным аристократам, которые в их глазах выглядели такими же бунтовщиками, удвоилась после ужасных октябрьских событий. Мария-Антуанетта полностью винила во всем герцога Орлеанского. Может быть, это он предложил Собранию «объявить короля единственной неприкосновенной личностью, тогда как все остальные члены общества, кем бы они ни были, были равны перед законом»? Ламарк пообещал поговорить только с герцогом.
Мирабо не исключал возможности гражданской войны, тем не менее был уверен, что «лишь одно средство может спасти государство и зарождающуюся конституцию — то есть поставить короля в положение, которое позволило бы ему создать коалицию со своим народом». Таким образом, Мирабо делал короля руководителем буржуазной революции.
В обстановке большой секретности, в полночь, во дворце Люксембург состоялась встреча герцога и Ламарка. Выслушав своего собеседника, который говорил в течение двух часов, герцог отказался беседовать на эту тему с королем. Ламарк ушел «с грустью в душе».
Принц действительно был не на шутку обеспокоен планом Мирабо, о котором рассказал ему Ламарк, поскольку этот план полностью противоречил его собственному. С сентября вместе со своими друзьями, герцогом Леви, графом Лашатром и графом Люксембургом, он разрабатывал план, о котором было известно Монморену еще в Версале. Речь шла о вывозе королевы, короля и их детей в место, довольно удаленное от Парижа. Вместе с их отъездом принц становился регентом королевства. Для осуществления подобного плана нужно было подкупить соучастников, а также нейтрализовать влиятельных лиц первого плана, таких как Лафайет и Балли. Все это стоило довольно дорого, и так как принц в данный момент не имел ничего, ему нужно было взять заем. По совету графа де Лашатра, он доверил финансовое управление этого предприятия маркизу де Фавраксу. Тот неусыпно следил за действиями Лафайета и уже договорился с некоторыми банкирами, когда принц встретился с Ламарком. В таких обстоятельствах граф Прованский решил встретиться с Мирабо, хотя нет ни одного документа, который бы подтверждал этот факт. Открыл ли он свой проект? Естественно, нет, по крайней мере не все, однако Мирабо стал для него в то время одним из тайных советников. Возможно, принц пообещал ему пост первого министра в случае, если придет к власти. Итак, Его Высочество и Мирабо устраивали свое будущее.
В канун рождества Ферзен ни на минуту не покидал королеву. «Наконец, 24 декабря я впервые провел с нею целый день. Представьте себе мою радость, только вы можете чувствовать это», — писал он сестре Софии. Если Мария-Антуанетта и могла почувствовать минуты счастья с этим человеком, который, казалось, посвятил ей всю свою жизнь, то даже эти минуты были омрачены постоянным беспокойством и волнением. На следующее утро по всему Парижу прошел ужасный слух. Газеты писали: «Маркиз де Фапракс был арестован вместе с супругой в ночь на 24 декабря по обвинению в попытке убийства господина де Лафайета и господина мэра. Во главе этого заговора был герцог, брат короля». И подпись: Барро. До сих пор осталось невыясненным, кто скрывался за ней.
Полученная информация вызвала у герцога большое беспокойство. Фавракс был, как ему казалось, готов рассказать обо всем, что знал. Герцог просил разрешения у короля выступить перед Собранием с оправдательной версией. Мы не знаем, что он сказал королю, однако представляется возможным думать, что он рассказывал о плане захвата королевской семьи. Подобный план не мог удивить короля. Разумеется, герцог представил себя защитником Его Величества.
Королева с большим опасением отнеслась к поступку графа Прованского, который мог скомпрометировать королевскую семью, однако герцог действовал с большой ловкостью. Он представил Собранию красноречивый доклад: он узнал Фавракса лишь когда хотел попросить у него заем, который был необходим ему для государственных дел. Что касалось заговора, то он ничего не слышал о нем. Окончил свою речь патриотическими лозунгами. Собрание взорвалось аплодисментами. Никто не подозревал, что эту речь для герцога написал сам Мирабо. Видя в нем лидера, который может вести за собой толпу, в тот же вечер он написал Ламарку, объясняя ему, каким должно быть теперь поведение короля: Людовик XVI обязан утверждать, что возглавляет революционное движение и назначает герцога первым министром. Однако его ждал отказ короля, который действовал под влиянием королевы, а она всегда испытывала недоверие к своему родственнику. Разумеется, Мария-Антуанетта не могла даже представить себе истинных намерений герцога.
