помогло выжить артистам, не закрыть театр… Я убеждён, что так вот та горбушка мне вернулась от Бога…»
Но это, повторяю, я прочитал уже взрослым. А тогда воевавшие с немцами фронтовики жили рядом с нами, и многие из наших отцов были фронтовиками. И наши матери в полной мере перенесли это лихолетье. Но не могу вспомнить среди них озлобления к немецкому народу. Пережившие войну, как говорится, на собственной шкуре, понимали, что немцам война принесла не меньшие беды и тяготы. И проводимая советским правительством политика исключала возникновение тотальной ненависти. «Красной Армии приходится уничтожать немецко-фашистских оккупантов, поскольку они хотят поработить нашу Родину или, когда они, будучи окружены нашими войсками, отказываются бросить оружие и сдаться в плен. Красная Армия уничтожает их не ввиду их немецкого происхождения, а ввиду того, что они хотят поработить нашу Родину. Но было бы смешно отождествлять клику Гитлера с германским народом, с германским государством» – этот Приказ народного комиссара обороны СССР И. Сталина от 23 февраля 1942 года за №55 был не только доведен до всех военнослужащих, но и опубликован в газете «Правда». Об этом приказе я, конечно, не имел понятия, и поэтому у меня вызывало недоумение порой открытое сочувствие отца немецкому солдату. «Немцу, конечно, тяжелее приходилось. С одежонкой у них было швах. Не рассчитывал Гитлер зимой воевать. В их шинелишках зимой не повоюешь. Вот они и утеплялись, чем могли. Платки пуховые особо ценились. А на сапоги лапти плели, соломой их набивали. Прока с этих лаптей мало». Отец, как и большинство фронтовиков, относился к умеющему воевать немцу уважительно. С нескрываемой ненавистью, когда речь заходила о зверствах на оккупированных территориях, но к солдату-фронтовику – уважительно. Понятие «фашист» к немецкому народу не приравнивалось.
Как же быстро годы идут.
И ничего не вернуть, никого не догнать…
А годы слагаются из минут,
Которым привыкли мы счета не знать.
Как беспечны мы и грубы,
Бездарно тратим время наше.
На состраданье и жалость мы скупы,
О том, что теряем, не думаем даже.
И везучим считается тот,
Кто таскает каштаны чужими руками.
Но не угадать судьбы поворот,
За которым в душу плюют и топчут ногами.
В жизни всему свой черед,
И мудры мы станем однажды.
Но время то поздно придет,
А пока себя мудрым считает каждый…
Всю прелесть женских глаз едва ли
Удастся описать. Поэты всех веков
Их с восхищеньем воспевали
И на Олимпе у богов, обычай был таков.
И как же счастьем светятся,
Как преображают женщину они
Когда с любовью встретятся
Или наполнятся мечтою о любви.
Светлые и карие, зовущие и властные,
От предвкушенья счастия хмельны,
Без лести к ним – прекрасные,
Пока надеждою и верою сильны.
И если гаснут преждевременно —
В том потусторонней нет вины.
Виной тому – пусть не намеренно,
Мы – те, к кому они обращены.
Так не позволим разувериться
В мужской любви.
И если женщина в тебя поверила —
Надежд её не подводи.
Попробуйте – и убедитесь сами,
Что не страшны и дни ненастные,
Пока сияют рядом с нами
Женские глаза прекрасные.
Если б знать наперед,
Где встать, где упасть —
Мы б не знали забот.
И жили бы всласть.
Мы б ошибок не делали —
Не пришлось бы страдать.
Мы бы боли не ведали —
Вот не жизнь – благодать.
Но не дорого ценится,
Что дается легко,
И доступная женщина
Не увлечет глубоко.
Такой жизнью доволен,
Верно, будет лишь тот,
Кто, как тряпка безволен,
По теченью плывет.
Кто стремился к покою,
Тот счастья не знал.
Не встречался он с болью,
И ничего не терял.
Все познается в сравненье,
Через страданье счастье – не блажь.
Безмятежное жизни теченье —
Заманчивый лишь мираж.
Жизнь сурова подчас,
Так было и будет.
И не беда, что нас,
Порою как щепку крутит.
Заслужит лишь тот
Тревожного счастья,
Кто упрямо пройдет
Через боль и ненастье.
Кто не будет ныть,
В манишку плакаться.
Тот, кто будет любить,
От беды не шарахаться.
А чьему не дано
Сердцу болью облиться,
То ему и не суждено
Счастливо биться.
Добрым быть, без зависти
Не клянись.
Но на безмолвный зов о помощи
Отзовись.
С жизнью торг не веди
Не рядись.
И на зло, что уже позади
Не злобись.
В жизни многим достигнутым
Не гордись.
Лучше предков памяти – ты обязан им
Поклонись.
Не унывай, что жизнь закончится,
Не суетись.
Утром дню, что начинается,
Улыбнись.
С годами мы становимся мудрее,
И жизнь ценить мы начинаем там,
Где видели пустую трату время, —
Со временем поймешь ты это сам.
Улыбка, взгляд и солнца луч,
Опавшая листва и дождь осенний,
И проблеск неба среди туч —
Ты вспомнишь это в день последний.
Пред страхом вечной темноты
За жизнь цепляемся,
И хоть на день болезни тяготы
Продлить пытаемся.
Как жаль становится впустую.
Растраченного время. Каждый миг бесценен!
Как поздно эту истину простую
Мы понимаем и – совсем не ценим.
К 50-тию окончания школы
С теченьем жизни юбилеи
Все больше грустная пора.
Мы все нагляднее стареем
И уж не те, что были лишь вчера.
Мы уже прошагали путь в полвека длиною,
И, конечно, каждый шел своею тропою.
И как же она была узка и петляла порою,
И, как ни старались, не была идеальной прямою.
Уже ощущаем возраста бремя,
Время бесстрастно ведет счет.
А школьное детство, школьное время,
По-прежнему в памяти нашей живет.
А мы стремились повзрослеть,
Выглядеть постарше.
И старались всюду мы поспеть,
Все испробовать пораньше.
«Как молоды мы были,
Как верили в себя».
И немало мы чудили
И ненавидя, и любя.
Как листья осенью, летели
Листки календаря,
И незаметно поседели
Виски и у меня, и у тебя.
И вот уже на смену буйству
Пришла степенности пора.
И смотрим мы с заметной грустью,
Как в школу мчится детвора.
