Первая сварка броневых плит по новому методу проходила торжественно. Вокруг аппарата собрались рабочие, инженеры, все сотрудники института. В наступившей тишине слышно было, как под флюсом трещит сварочная дуга, плавит металл.
Собравшиеся увидели безупречно гладкий, красивый, серебристый шов. Ни пор, ни раковин! Шов прочно связал края двух броневых плит.
Через некоторое время на полигоне испытали корпус танка. На одном из его бортов швы были сварены по-старому, вручную, на другом — автоматом под флюсом.
Танк подвергли обстрелу с короткой дистанции бронебойными и фугасными снарядами. Первые же попадания снарядов в борт, сваренный вручную, вызвали разрушение шва. После этого танк повернули, и под огонь попал второй борт, сваренный автоматом.
Стрельба велась прямой наводкой с такого же расстояния — семь попаданий подряд, но швы Патона выдержали — они оказались крепче самой брони.
3
30 сентября 2-я танковая группа генерал-полковника Гудериана, прорвав фронт южнее Брянска, устремилась сотнями танков на северо-восток и 3 октября овладела Орлом.
Угроза нависла над Мценском и Тулой.
Стремительное движение в оперативную глубину русских, быстрый захват Орла возродили в душе Гейнца Гудериана восхищение самим собой, своим талантом стратега, в голове которого возникла, подхваченная высшим командованием, идея обхода Москвы с юга.
Вошедшая в Орел 4-я танковая дивизия, любимица Гудериана, участница всех его походов, торжественно встречала его в захваченном городе. С командиром дивизии бароном фон Лангерманом поднялся Гудериан на Т-3, стоявший на взгорке посреди плаца. Окинул улыбающимися глазами строй танкистов, поблагодарил за взятие Орла.
— Вчера началось еще одно крупное наступление. Наши боевые соседи, ударные армии «Центра», пронзили оборону русских, — сказал Гудериан сочным голосом. — Третья и четвертая танковые группы берут в клещи Вяземскую группировку врага. Близок день падения большевистской столицы. Кто войдет в нее первым — вы, орлы мои, или солдаты Гёппнера? — Он умышленно назвал имя своего давнего соперника, командующего 4-й танковой группой.
— Орлы возьмут Москву — не курицы! — гаркнули на правом фланге.
— Слава нашему боевому старику!
— Слава быстроходному Гейнцу! — подхватил весь плац.
Волна восторга охватила Гудериана. Такое он испытывал лишь раз в жизни, когда, разгромив английские и французские войска, его танки вышли к Ла-Маншу.
И все же восторженное самолюбование не лишило Гудериана трезвости. Как бы ни были велики успехи его танкистов, он, пытаясь заглянуть вперед и ставя себя на место противника, не исключал возможности появления на открытых флангах его дивизий мобильных частей Красной Армии. Правда, сейчас, после охвата армиями «Центра» Вяземской группировки, опасения его уменьшились. Танковых подразделений, которых и раньше было мало у русских, теперь и вовсе, наверное, не осталось. Если даже большевистская Ставка и решится перебросить с других, дальних фронтов часть войск, чтобы заткнуть пробитую его танками брешь, то пока они достигнут намеченных рубежей, он уже выйдет на штурм Москвы.
Однако, отправляясь подтянуть отставшие тылы с горючим и боеприпасами, Гудериан приказал генералу барону фон Лангерману вести неослабную круговую танковую разведку, особенно в направлении Мценска и Тулы.
4
В те дни, когда гудериановские танки мчались к Орлу, генерал Дмитрий Данилович Лелюшенко был назначен командиром первого стрелкового корпуса, который имел пока только название — ни штаба, ни частей у него не было.
2 октября Ставка выделила в распоряжение Лелюшенко из резерва Главного Командования мотоциклетный полк со 150 мотоциклами и единственным танком Т-34 да еще отряд командиров и курсантов Тульского артиллерийского училища с несколькими пушками. Полагавшиеся корпусу по штату две стрелковые дивизии должны были прибыть с Ленинградского фронта; две танковые бригады заканчивали формирование — одна из них на Дону. Что касается штатных кавалерийских дивизий и двух артполков, то даже их местопребывание комкору пока не сообщили.
Зато приказ Ставки объявили немедленно: остановить Гудериана. Дальше Мценска не пускать!
Со штабом, укомплектованным лишь утром 2 октября, Лелюшенко выехал в Тулу, а оттуда — в район Мценска, где мотоциклетный полк и отряд артучилища сразу же начали активную разведку.
Первое боевое донесение прислал командир мотоциклетного полка. Днем 3 октября одна из его разведгрупп обнаружила движущиеся по шоссе Орел — Мценск пять танков, несколько бронетранспортеров и мотоциклов. Танки шли почти без интервалов, немцы, видимо, были уверены, что противника в этом районе не встретят. Командир «тридцатьчетверки» занял позицию на южной опушке рощи, тянувшейся параллельно шоссе, и, пропустив шедшие впереди колонны мотоциклы поближе к засаде пулеметчиков, открыл огонь. Первые же снаряды угодили в цель: два танка и бронетранспортер загорелись. Тем временем пулеметчики обстреляли застигнутых врасплох автоматчиков на мотоциклах. После короткого боя враг повернул назад, в сторону Орла.
Возможно, потери в этом неожиданном бою, а возможно, и что-то другое принудило Гудериана почти на сутки отложить движение 4-й танковой дивизии на Мценск. Эта задержка значительно облегчила положение Лелюшенко. Как раз в ту ночь на станцию Мценск прибыл первый эшелон 4-й танковой бригады. Его сопровождал народный комиссар танковой промышленности Вячеслав Александрович Малышев.
С радостью увидел Лелюшенко так кстати подоспевшие шестнадцать танков Т-34 и КВ и возле них танкового наркома.
…Они познакомились пять недель назад, когда Лелюшенко после ранения и лечения в госпитале назначили заместителем начальника Главного бронетанкового управления Красной Армии. Малышев расспрашивал генерала, как показали себя новые танки в боях, а он, ветеран гражданской войны, один из первых советских танкистов, рассказывал о преимуществах «тридцатьчетверки» перед Т-3 и Т-4. «Беда только: наших — единицы, а ихних — тучи». — «А БТ, Т-26?» — продолжал допытываться Малышев. «Эти явно устарели» — отвечал Лелюшенко.
Встречи с Малышевым открыли генералу многогранность натуры наркома, не чуравшегося черновой работы, кажущейся кое-кому несолидной для его высокого ранга. Узнает о проходящей через Москву на фронт танковой части — и при всей своей занятости постарается встретиться с командирами, солдатами, а нередко и сопроводить эшелон до места назначения.
Жажда действия кипела в Малышеве. На неделю-другую вылетит на Урал, в Сибирь, побудет на разворачивающихся эвакуированных заводах, на восточных гигантах машиностроения, перестраивающихся на выпуск танков, поможет устранить «узкие места», разрешить возникшие проблемы — и снова в Москву, к скопившимся делам. А через несколько дней — опять заводы, эшелоны, танки…
