И начал сразу же сыск воевода. Одного за другим приводили к приказной избе разинских товарищей, и всех после короткого расспроса вершил смертью Долгорукий. Захватили в Темникове одного из главных заводчиков бунта в Темниковском уезде, а был тот заводчик, на удивление всех, монастырская старица Алена. Стояла она в Темникове вместе с Федором Сидоровым и атаманствовала. Писал о сем небывалом случае в Москву Долгорукий: «А вор старица в роспросе и с пытки сказалась. Аленою зовут, родиною де, государь, она города Арзамаса. Выездные слободы крестьянская дочь, и была замужем тое ж слободы за крестьянином; и как де муж ее умер, и она постриглась. И была во многих местах на воровстве… А в нынешнем де, государь, во 179-м году, пришед она из Арзамаса в Темников, и збирала с собою на воровство многих людей и с ними воровала, и стояла в Темникове на воевоцком дворе с атаманом с Федькою Сидоровым…» Всех пленных приказал Долгорукий казнить отсечением головы, а старицу велел сжечь в срубе как ведунью. Сошлись все воеводы вместе с Долгоруким смотреть, как будет гореть ведунья.
Перед тем как взойти на сруб, обернулась она к Долгорукому и сказала спокойно, что если бы побольше ее товарищей бились так же, как она, то спасался бы давно уже князь Юрий из этих мест. Потом осенила себя крестом, легла на сруб. Горела Алена молча.
14 декабря после жестокого боя, который длился с 10 часов утра до 6 часов вечера, взял полковой воевода Яков Хитрово Керенск.
Из Керенска написал воевода увещевательные грамоты в Нижний и Верхний Ломовы, предлагал и им добить челом, но молчали бунташные города. В это время шли на Нижний и Верхний Ломовы ратные люди воеводы Константина Щербатова, и, разметав крестьянские отряды, взял воевода оба Ломова 18 декабря, привел жителей к кресту, а заводчиков пытал накрепко и казнил.
Рассыпались теперь крестьянские отряды все чаще и чаще, выбили у них из-под ног воеводы прочную опору — побрали главные разинские города, и уж потом продвигались дальше по уездам.
Цеплялись крестьяне еще за крупные села и деревни, за засеки, но много ли высидишь в засеках в декабрьские морозы, а села и деревни стоят без острогов — все открыты для пушечного боя, и воевать обозом хорошо еще не научились крестьяне, да и оружия не хватало. После того как в главных боях похватали у них государевы люди пушки и пищали, оставались они с мелким ружьем и с рогатинами.
30 декабря пал последний из крупных восставших городов — Пенза.
Но не кончилась война. Лишь стихло немного в южных городах. Отчаянно еще дрались крестьяне в Тамбовском и Шацком уездах — там, где стояли с ними Михаил Харитонов, Тимофей Мещеряков. Они еще надеялись отсидеться осень и зиму в лесах и встретить будущей весной Степана Тимофеевича, который совсем недавно обещал быть у них под Конобеевом, другие же, зная, что стал весь край их бунташный, яростно лезли на Шацки Тамбов и не верили, что стоят еще эти два воеводских города среди безбрежного моря их вольных сел, деревень, городков и острожков. Медленно доходили вести до лесных засек, и кто зная там, где Долгорукий, где Борятинский, а знали крестьяне одно — идет с ними разинский товарищ Миша Харитонов и шлет везде свои прелестные грамоты, и сидят дрожат в Шацке и Тамбове государевы ратные люди.
Месяц бился в Тамбовском уезде Бутурлин, но так и не освободил Тамбов от осады. Доставал он крестьян, а они переходили на другое место и вновь из лесов упорно и яростно шли на Тамбов, выполняли наказ Степана Разина — взять город и ударить оттуда на Москву.
Только в декабре разгромил крестьян под Тамбовом Бутурлин и вызволил город из сидения. В Лысогорском остроге настигли конные дворяне Тимофея Мещерякова, схватили его и тут же начали пытать накрепко, с огнем.
Разбежались по всему уезду люди Мещерякова, пробивались к Михаилу Харитонову в тамбовский лес и выходили оттуда весь декабрь, и много шкоды учинили еще Бутурлину и товарищу его воеводе Алексею Еропкину.
Гнались воеводы в ноябре по пятам и за Ильей Ивановым. Послан был на Ветлугу и в Галич стольник и воевода Иван Вельяминов. Петлял Иванов по Ветлуге, писал письма ко всем черным людям Галичского уезда, поднял за собой на Унже всех земских старост и посадских людей, призывал встать против бояр и воевод за батюшку Степана Тимофеевича Разина. И забунтовали галичане. Многих государевых людей на Унже посажали в тюрьму вместо выпущенных тюремных сидельцев. И как приезжал Илья в село, так встречали его все крестьяне с попами, иконами и крестами, и провозглашал всюду Илюшка волю от Степана Тимофеевича, и сам называл себя его товарищем и атаманом. За время, что шел Иванов по Ветлуге, убили его люди десять человек в разных вотчинах и поместьях.
До декабря еще не пришел Вельяминов в Галичский уезд, и взяли защиту своих жизней и животов сами дворяне, богатые крестьяне и приказные люди. Сначала застали они врасплох на одной из заимок загонщиков Ильи Иванова, которые ездили с его прелестными грамотами по селам и призывали бояр, приказчиков их и всех богатых мужиков вырубать. Схватили загонщиков и с пытки узнали у них, что идет следом за ними и сам атаман Иванов. А сказали схваченные люди Иванова, что хотел Илья укрыться до весны либо на Тотьме, либо на Устюге, либо у Соли Камской, а потом по весне пробиться опять на Волгу к Разину.
Гнались за Ивановым дворяне, а по всему уезду разносили волостные люди грамотки с описанием примет Ильи: «Ростом средней человек, волосом светло-рус, в лице продолговат, нос прям, продолговат, борода невелика, з брувьями небольшими почернее волос». Были разосланы приметы и других Плюшкиных товарищей, которые шли с ним на Тотьму: «Федька Носок низмен, волосами рыж, борода сива, невелика, лицом островат, сухощав. А Куперка плоек, волосом рус, борода мала, только ус вырезался. А Сенька Полицын островат, ростом невелик, Федьки Носа ниже, волосом рыж, борода режетца. А Ондрюшка Пермяк волосом черн, кудреват, сутул, на правой щеке знамя невелико богряно. А Федька Северига — борода маленька, сива, ус режетца, ростом середней, тонок, речь писклява».
11 декабря прибежал к тотемскому воеводе Максиму Ртищеву работный человек из Усолья и сказал, что видел он в пяти верстах от Тотъмы пятеро саней с незнакомыми людьми и сидят в санях по двое, и на вопрос, кто такие, назвали себя казанцами. А по всем приметам выходит, это воровской атаман Илюшка Иванов со своими людьми. Тут же послал Ртищев на дорогу сотню тотемских жилецких людей, и настигли они те сани за Сухою речкой на болоте, недалеко от Тотьмы…
Илья Иванов признался сразу, рассказал, не тая и не боясь, как побивал он на Ветлуге и в Галичском уезде помещиков, как распускал тюремных сидельцев, как поднимали они с Мироном Мумариным людей за Степана Тимофеевича Разина. А потом допрашивали Илью и его товарищей по второму разу с пристрастием и с огнем. А 12 декабря Илья Иванов со своими товарищами был вершен — повешен на площади в Тотьме.
