- Да, но командный пункт дивизии останется на северной стороне Шпрее, в Моабите... - начал я.
Но Переверткин перебил:
- Нет, Василий Митрофанович, переходить на южный берег запрещаю.
Тогда мне этот приказ показался обидным и не очень обоснованным. Лишь много позже я понял, что Семен Никифорович был прав.
Утро занималось все такое же - дымное, пропитанное гарью и оттого вроде бы пасмурное. С четвертого этажа, куда я забрался понаблюдать за обстановкой, было видно, как по мосту проскакивают, стараясь не угодить под вражеские снаряды, конные упряжки с орудиями. Огонь по мосту не прекращался. На набережной, на той стороне, чернело несколько тридцатьчетверок, подожженных вчера вечером. Танкистам нашим доставалось крепко!
Едва я спустился вниз, раздался звонок. Зинченко докладывал:
- Батальон Неустроева занял исходное положение в полуподвале юго-восточной части здания. Только вот ему какой-то дом мешает - закрывает рейхстаг. Будем обходить его справа.
- Постой, постой, какой еще дом? Кроль-опера? Так она от вас на юго-запад.
- Нет. Это на юго-восток.
Я мысленно воспроизвел план. Что за чертовщина! Перед рейхстагом ничего не должно было быть.
- Что-то ты путаешь, Зинченко. План у тебя есть?
- Есть.
- Ну-ка взгляни на него. - Я тоже на всякий случай придвинул к себе карту. - Какое расстояние до здания? Каким оно номером обозначено на плане? - продолжая допытываться я.
- Расстояние... метров триста. Номер сто пятый...
- Так ведь это и есть рейхстаг!
- Да, выходит, что так, - смущенно проговорил Зинченко. - Из подвала он нам как-то не показался. Да и расстояние вроде скрадывается...
- В следующий раз внимательнее будь и комбатов своих проверяй. А то, чего доброго, возьмут какой-нибудь не тот рейхстаг...
На этом маленькое недоразумение было исчерпано.
Сосновский тем временем готовил огневой налет по основным узлам сопротивления: Бранденбургским воротам, рейхстагу и домам восточнее его. Сосредоточенная в этих пунктах артиллерия сильно мешала движению по мосту и выходу на исходные позиции танков и орудий, еще не успевших занять свои места.
К "дому Гиммлера" подошли последние наши резервы. Это были бывшие узники Моабитского лагеря - наши русские люди, оказавшиеся в фашистской неволе. Не все из них были подготовлены как бойцы, но огромное желание сражаться с фашистами владело каждым. Конечно, я бы с большим удовольствием отправил сейчас в полки бывалых, обстрелянных солдат - как бы пригодились они во время последнего штурма! Но приходилось довольствоваться тем, что было. В ротах ведь насчитывалось по 30-40 человек.
В 9 часов утра начался наш артналет. Снаряды, видимо, достигли цели. Противник на время замолчал. Потом возобновил стрельбу, но она не была такой интенсивной и точной, как прежде. Однако и этот огонь причинял немало неприятностей. Я приказал Сосновскому не прекращать методического обстрела обнаруженных огневых позиций врага.
На нашем НП, казалось, сам воздух был пропитан необычайным возбуждением. Все мысли, решения, поступки определяло одно - рейхстаг. Я испытывал прилив необыкновенной бодрости, забыв о том, что уже несколько суток не смыкал глаз. Голова работала ясно, все происходящее воспринималось обостренно и четко.
Беспрестанно хлопала дверь, впуская и выпуская людей.
Вот появился Михаил Васильевич Артюхов:
- Весь политотдел на той стороне. Офицеры по подразделениям пошли. Майора Русаненко направил в батальон Давыдова, а капитана Матвеева - к Неустроеву. Перед штурмом проведем короткие партийные и комсомольские собрания. Объясним обстановку, задачи, напомним о традициях дивизии. Особое внимание обратим на необстрелянных. Все-таки впервые все для них...
- Что ж, Михаил Васильевич, все правильно, все это надо.
- Да, вот еще какое дело. Парткомиссия во главе с майором Зенкиным в "дом Гиммлера" пошла. Очень многие перед штурмом заявления в партию подают. Мы решили на месте дела рассматривать.
- Молодцы! А с газетой у нас как?
- Очередной номер выпускается. За редактора сейчас старший лейтенант Минчин. Корреспонденты Василий Субботин и Николай Шатилов в батальонах. Будут оттуда давать материалы о штурме. И еще... у меня просьба.
- Какая?
- Разрешите и мне в полки пойти?
- Ладно, иди. Только, смотри, осторожнее будь, не лезь куда не следует. Обязательно в провожатые знающего офицера возьми.
- Хорошо. До свидания!
- Желаю успеха!
Позвонил Дьячков. Доложил:
- Офицеры штаба отправлены по частям и подразделениям - проверить своевременность выхода на исходное. Знамя Военного совета номер пять находится в "доме Гиммлера", на энпе у Зинченко.
Вошел майор медицинской службы Ипатов. Глаза красные, - видно, тоже несколько ночей не спал.
- Товарищ генерал, передовые медпункты выдвигаю вперед.
- Правильно. Расположите их в "доме Гиммлера" в нижнем этаже и в подвалах. Подходы к ним выберите скрытые. И смотрите, чтобы раненые подолгу на поле боя не лежали. К одиннадцати часам доложите о готовности.
Ипатова сменил Сосновский:
- Товарищ генерал! Гвардейские минометы ставим на втором этаже "дома Гиммлера". Несколько орудий туда втащили. Хорошо получится, когда прямой наводкой по рейхстагу дадим!
- Разумное решение. Одобряю!
Нас прерывает телефон. Слышу голос Мочалова. Это он напоминает мне о том, что кроме рейхстага у нас есть и тревожный правый фланг - участок весьма серьезный и ответственный.
- Отбили несколько атак, - говорит Мочалов. - Немцы стараются подходить сразу к двум-трем переправам. Пускают танки и пехоту на бронетранспортерах. Расстреливаем прямой... Артиллеристы все время маневрируют, меняют позиции. Особенно здорово действует командир огневого взвода Клочков. Я держу постоянную связь с начальником штаба.
- Хорошо. Мне докладывайте каждый час и по мере необходимости...
С нетерпением ожидавший конца разговора подполковник Морозов взволнованно сообщает:
- Товарищ генерал, танки не могут выйти на исходное...
- Как так не могут?
- Огонь нестерпимый. Прижал их к белому дому. Дальше двинуться нельзя, уже четыре подбито, три подожжено.
- Да ведь если они не выйдут на прямую наводку, огня будет мало, штурм может захлебнуться!
- Я думаю, надо...
- Надо на месте разобраться, - перебиваю я Морозова и поднимаюсь из-за стола. - Сейчас пойду туда.
- Разрешите, и я с вами?
- Ни в коем случае! Вдвоем там делать нечего, а мне все равно нужно с обстановкой ознакомиться.
В сопровождении капитана Барышева из оперативного отделения и нескольких разведчиков я вышел на улицу. Густой, тяжелый гром, волнами прокатывавшийся над городом, здесь слышался отчетливее и явственнее. Воздух порой содрогался от близких разрывов. Мы пробирались через груды битого кирпича, мимо остовов искореженных машин.
