Ознакомительная версия.
После этого союзное командование приняло решение не атаковать русские позиции до тех пор, пока они не будут подвергнуты новой бомбардировке. Серьезные сомнения относительно целесообразности бомбардировки высказал генерал Ниел. По его мнению, это было бы «очень сложное мероприятие», так как оно потребует организации взаимодействия всей союзной артиллерии.
Тем не менее возражения генерала не были приняты во внимание; ранним утром 9 апреля, несмотря на дождь и туман, началась новая бомбардировка города, в которой приняли участие более 500 орудий союзников. Она продолжалась с перерывами в течение недели. В первый же день Флагманский бастион практически сровняли с землей. Французы обстреливали его снарядами-болванками, вызывавшими большие разрушения и значительные людские потери. В тот же день был «превращен в руины» Мамелон. К концу второго дня были уничтожены два инкерманских редута; укреплениям был нанесен такой ущерб, что русские впервые не смогли восстановить их за ночь. Им пришлось разместить пехоту в районе развалин, где солдаты ждали немедленного решительного штурма. К 18 апреля Флагманскому бастиону также были нанесены разрушения, исключавшие его немедленное восстановление. Лафеты орудий были разбиты, амбразуры и бойницы разрушены. Была уничтожена также большая часть передовых позиций пехоты. Генерал Тотлебен (в то время полковник) вспоминал: «Мы ожидали, что пехота противника вот-вот перейдет в решительное наступление. У него были все шансы захватить Флагманский бастион, что означало потерю Севастополя».
Он не знал, что командование союзников приняло решение временно отказаться от штурма города. На совещании 14 апреля, продолжавшемся четыре часа, французы настояли на том, что в ближайшее время штурм города невозможен. Лорду Раглану пришлось согласиться с их мнением, тем более что пушки англичан, несмотря на все усилия офицеров передовых батарей, в частности капитана Олдершоу, так и не смогли причинить сколь-либо значительного ущерба редану. И все же через два дня, когда казалось, очередная атака на укрепления русских в районе Инкермана увенчается успехом, генерала Канробера удалось убедить в необходимости общего штурма. В тот же день генерал Ниел написал маршалу Ваилланту в Париж:
...
«Я попытаюсь убедить наших командиров отказаться от этой попытки, которая может оказаться столь же бесполезной, как и опасной. Надеюсь, у меня это получится».
19 апреля Канробер отправился к Раглану и заявил ему, что передумал. Захват этих русских фортов, как он теперь полагал, «мало способствует общему успеху союзников».
Тогда Раглан понял, что Канробером движет не что иное, чем собственная нерешительность или нежелание помочь союзникам. Поэтому на совещании 23 апреля он уже с заметной иронией выслушал очередное предложение французов начать штурм города в конце месяца, после двухдневной артиллерийской подготовки. Раглан немедленно согласился. Тогда, видимо поняв, что поспешил, Канробер зачитал ему выдержку из письма императора, в котором тот инструктировал французское командование «не связывать себя окончательными обязательствами». Теперь Раглан был уверен, что к моменту окончательного штурма француз снова найдет причины для очередной задержки.
Так и получилось. Через два дня после беседы с Канробером и за день до начала бомбардировки к нему приехал генерал Ниел. Он показал английскому командующему письмо, в котором говорилось, что 10 мая планируется прибытие свежих резервов французских войск из Константинополя. Ниел предложил в очередной раз отложить начало штурма до прибытия подкреплений. Про себя Раглан отметил, что письмо из министерства французского морского флота было датировано 7 апреля. Это значило, что уже по крайней мере неделю назад француз знал о его содержании. Однако теперь, когда он догадывался о причинах, побуждавших союзников медлить с началом штурма, у него не было иного выхода, кроме как «с глубоким сожалением согласиться с их решением». Хорошо понимая, что французы теперь рассматривают англичан всего лишь в качестве «младших партнеров», Раглан сознавал, что у него нет мер эффективного давления на них. Несмотря на то что состояние здоровья его солдат «соответствовало ожидаемому в полевых условиях», англичан было значительно меньше, чем французов; к тому же они были гораздо хуже оснащены. Даже если бы политические соображения потребовали от английских войск предпринять самостоятельные действия, они просто физически не были бы на это способны из-за собственной малочисленности. По меткому выражению капитана Биддульфа, англичане были вынуждены «играть партию второй скрипки», даже если эта роль им не нравилась.
Генерал Боске заявил: «Франции скоро придется воевать одной». И это почти соответствовало действительности. Французские солдаты были больше заинтересованы в продолжении войны, чем англичане, армия которых намного слабее. Об этом знали и русские. Французские солдаты заслужили уважение противника, который предпочитал действовать на более узком участке траншей англичан.
«По-моему, я никогда и ни от чего прежде не уставал так, как сейчас», – вспоминал английский офицер, храбро провоевавший всю кампанию. Рекруты производили «удручающее впечатление». Транспортируя орудие из Балаклавы, один из них со вздохом сказал артиллеристам: «Лучше отвезите эту пушку назад, домой, а оттуда вместо нас привезите новую партию идиотов». Подобные едкие замечания не были редкостью.
Испытывая нечто вроде ревности к растущему авторитету французов и вместе с тем понимая собственную слабость, в британской армии снова стали относиться к союзникам как к «болтунам и позерам». Один из артиллерийских офицеров заметил: «Они ничем не лучше нас как солдаты. Все это сплошь болтовня и бравада. Единственные настоящие командиры у них – это генералы Боске и Пелисье, командир 1-го корпуса. А Канробера я вообще бы переименовал в Немощного Роберта [32] ».
Недовольство англичан своими союзниками достигло апогея после событий 4 мая, явившихся катастрофой для генерала Канробера.
Русские всегда помнили о необходимости контролировать Керченский пролив, ключ к Азовскому морю. Непогода и сильное течение не позволили им перегородить его, затопив там свои корабли. Однако пролив простреливался мощным огнем артиллерийских батарей с крымского берега.
29 апреля генерал Канробер согласился с предложением Раглана провести рейд против русских батарей, нацеленных на пролив. В случае удачи это открыло бы кораблям союзной эскадры выход к Севастополю. Однако уже через несколько часов французский генерал, как обычно, засомневался в успехе. Он сообщил Раглану, что получил донесение от своего агента, в котором тот предупреждает, что силы русских в Керчи насчитывают не 9 тысяч солдат, как считалось раньше, а 27 тысяч. Он снова предложил отложить операцию. Лорд Раглан попытался рассеять опасения Канробера, аргументируя свою правоту следующими соображениями, изложенными на прекрасном французском языке:
Ознакомительная версия.
