— Это Дружба-7, - произнес он. — Когда взошло солнце, вокруг капсулы стали клубиться какие-то очень яркие светящиеся частицы. Сейчас я их не вижу, но видел буквально секунду назад, когда начинал связываться с вами. Прием.
— Вас понял, Дружба-7.
Вот и все — «Вас понял, Дружба-7». И тишина. Их это совсем не интересовало.
Гленн продолжал рассказывать о своих светлячках. Он был просто очарован. Ведь это было первое действительно неизвестное явление, с которым он столкнулся здесь, в космосе. В то же время он был слегка озабочен, «Вас понял, Дружба-7». Диспетчер в конце концов задал ему пару вежливых вопросов — насчет размеров частиц и так далее. Их явно не тронуло это небесное открытие.
Внезапно капсулу качнуло вправо, примерно на двадцать градусов. Затем она дернулась назад, словно столкнувшись с небольшой стеной. Потом рыскание повторилось. Что-то случилось с автоматикой. Пора забыть о небесных светлячках. Он плыл над Калифорнией в сторону Флориды. И теперь все диспетчеры прекрасно его понимали.
Президент Кеннеди должен был выступить по радио в то время, когда Гленн будет пролетать над Соединенными Штатами. Он собирался благословить этого героя поединка, пролетающего над американским континентом. Он хотел высказать чувства всех граждан. Но все пошло насмарку из-за проблем с автоматической системой управления.
Гленн пролетал над Флоридой, над Мысом, начиная свою вторую орбиту. Он почти ничего не видел внизу — из-за облаков. Да его это особенно и не интересовало. Главным был контроль углового положения. Похоже, один из малых двигателей вышел из строя, и капсулу постепенно заносило вправо, словно медленно скользящую по льду машину. Вскоре более крупный двигатель исправил траекторию. Но это было только начало. Довольно скоро включились другие двигатели, а потом и гироскопы. Приборы, отражавшие угловое положение капсулы относительно земли и горизонта, давали явно неправильные показания. Гленну нужно было выровнять капсулу визуально по горизонту. Электродистанционное управление полетом! Ручной контроль! Правда, чрезвычайной ситуации не было, по крайней мере сейчас. Все время, что он находился на орбите, контроль положения капсулы не играл особой роли в том, что касалось его безопасности. Гленн мог бы лететь вперед или назад, дрейфовать по кругу или же пустить капсулу в рыскание — и все это ничуть не изменило бы высоту или траекторию полета. Единственным важным моментом оставался спуск в атмосферу. Если бы капсула не летела под правильным углом, тупым концом и тепловым щитом вниз, то она могла бы загореться. Для исправления углового положения требовалось дополнительное топливо, перекись водорода, — независимо от того, производилась ли эта процедура астронавтом или автоматически. Если для поддержания устойчивости капсулы во время полета по орбите тратилось слишком много топлива, то его могло не хватить, чтобы выровнять капсулу перед вхождением в атмосферу. Такое уже случалось во время полета обезьяны. Автоматическая система контроля положения начала давать сбои, и топлива потратилось столько, что полет пришлось прекратить после двух орбит.
Каждые пять минут он должен был связываться с новым диспетчером. Конечно же, вы не могли одновременно передавать и принимать сигналы. Это не было похоже на телефонную связь. Половина времени уходила только на то, чтобы убедиться, что вы с диспетчером слышите друг друга.
— Дружба-7, Дружба-7, это Канары. — Это был диспетчер с Канарских островов. — Сейчас 16:32:26. Мы слышим вас громко и четко, слышим вас громко и четко. Прием.
Гленн говорил:
— Это Дружба-7. Когда я был над зоной восстановления, то видел длинный кильватер в воде. Наверное, там были корабли.
— Дружба-7… Мы вас не слышим, вас не слышим. Прием.
— Дружба-7, это Кано. Времени по Гринвичу -16:33:00. Мы не… Это Кано. Прием.
— Дружба-7, Дружба-7, это Канары. Прием. Гленн отвечал:
— Привет, Канары, Дружба-7. Слышу вас громко, небольшие помехи. Вы меня слышите? Прием.
— Дружба-7, Дружба-7, это Канары. Прием.
— Привет, Канары. Слышу вас громко и четко. А как вы меня? Прием.
— Дружба-7, Дружба-7, это Канары. Прием.
— Привет, Канары. Дружба-7. Как слышите? Прием.
— Дружба-7, Дружба-7, это Канары, Канары. Вы меня слышите? Прием.
— Вас понял. Это Дружба-7. Слышу вас громко и четко. Прием.
— Дружба-7, Дружба-7, это Канары. Слышу вас тоже громко и четко. Отбой.
— Вас понял. Дружба-7.
— Дружба-7, Дружба-7, это диспетчер с Канар. Как слышите? Прием.
— Привет, диспетчер с Канар. Дружба-7. Слышу вас громко и четко. А вы меня?
В конце концов диспетчер с Канарских островов говорил:
— Слышу вас громко и четко. Мне дали инструкцию выяснить связь между поведением этих частиц, окружавших капсулу, и поведением контрольных двигателей. Как слышите? Прием.
— Это Дружба-7. Слышу вас нечетко. Сильные помехи. Прием.
— Вас понял. Мыс просит выяснить связь между поведением этих частиц, окружавших капсулу, и поведением одного из контрольных двигателей. Как поняли? Прием.
— Это Дружба-7. Не думаю, что частицы были от моих контрольных двигателей. Отбой.
Вот так — ровно пять минут на один вопрос и один ответ. Что ж, наконец-то они проявили хоть какой-то интерес к светлячкам. Они решили, что это связано с неисправностью двигателей.
Во всяком случае, он не особенно беспокоился: при необходимости можно было перейти на ручной контроль углового положения. Топлива, по идее, хватало. Все гудело, пищало и жужжало, как и обычно внутри капсулы. В наушниках раздавались все те же высокочастотные помехи. Он мог слышать, как по его компенсирующему костюму и шлему циркулирует кислород. Ощущения движения не было вовсе — он знал, что движется, только когда смотрел вниз, на землю. Даже теперь она проплывала очень медленно. А когда двигатели выбрасывали струи перекиси водорода, капсулу покачивало из стороны в сторону. Но это было совсем как на земле, на тренажере «Альфа». Он по-прежнему не чувствовал невесомости и сидел выпрямившись в кресле. С другой стороны была камера: когда он хотел перезарядить ее, то просто останавливал ее в пустом пространстве перед глазами. И она висела перед ним. Внизу повсюду виднелись небольшие вспышки — молнии в облаках над Атлантикой. Это зрелище впечатляло еще больше, чем заход солнца. Иногда разряды молнии происходили внутри облаков, и это выглядело как фонарик, который включают и выключают под одеялом. Порою молния сверкала поверх облаков, и это напоминало взрывы хлопушек. Это казалось необычным, но в таком зрелище все же не было ничего нового. Полковник авиации Дэвид Симонс за тридцать два часа в одиночку поднялся на аэростате на высоту сто две тысячи футов и видел то же самое.
