Ознакомительная версия.
– Купи трактор.
Тятя не хотел, говорил:
– Кони хороши.
Степан приставал:
– Все люди на новых тракторах, а мы чё, всех хуже, что ли? Деньги есть, купи трактор!
Тятя за ето ему вложил, но Степан не отступал, и мама туда же с Евдокеяй, и сусед Самойла Андреич Матвеев:
– Терентий Мануйлоч, Степашка прав: бери трактор, не прогадашь.
И вот тятя послушал суседа совет, он его любил: был очень хороший старик, порядошный, хозяйственный и религиозной. Тятя купил подёржанный, но в хорошим состоянье трактор.
Росли мы, как все дети растут, но запомнилось мне две вещи. Брат Григорий, когда его брали на руки, он вился как червяк и радовался, а меня когда брали на руки, я орал, не любил, чтобы меня брали на руки, любил играть сам себе; где играю, там и засну. Все говорили: «Какой-то нелюдимый». Когда пошёл в школу, у меня всё пошло хорошо, я старался, меня учительница любила, и школьники тоже, особенно девчонки, потому что я не давал их обижать и всегда заступался за обиженных.
Так как в России было коммунизм, за ето нам приходилось несладко. Нас аргентинсы не любили и называли нас коммунистами, а прозвища нам было «русо де мьерда» – русские говно.
Как-то раз весной идём в школу, нас было двенадцать ребятёшек[17] и девчонок, мне было девять лет. Идём нимо[18] садика, смотрим: шелковица спелая, подбежали, стали есть, хто в пакетики собирать. Смотрим, подъезжает полиция. Всех нас проводили в полицию, офицер угодил злюшшай, да как взялся нас бить резиновой колотушкой, заставлял нас падать, скакать, танцевать, петь, издевался как мог, все пакетики с шелковицей столкал нам в рот. С етого время я остался заикой. Стали рассказывать родителям, но оне знали, что ничто не вы́ходишь. Полиция имела большой авторитет, да и русских ненавидела: коммунисты, да и всё. Бывало даже так: аргентинсы напакостют, а русским попадало. Мне досталось три раз от полиции ни за что, и у меня осталась травма, я возненавидел полицию.
Родители нас не проверяли, как мы учились, и ето большая ошибка. Я дошёл до четвёртого класса, и мня больше не пустили в школу, сказали: надо работать. Евдокея одна прошла семикласску, Степан до пятого, Степанида до пятого, а Григорий три года просидел во вторым классе, и в консы консов выгнали его из школе, потому что дрался, не учился и пакостил. На самом деле ему грамота не шла никакая, и дома он старался делать всё на вред, никого не слушался и пакостил, тятя за ето его избивал и нервы ему испортил, он остался навсегда травмирован – от полиции да от отца, и всегда говорил: «Никогда не покорюсь!» Бывало, тятя выгонял его из дому и он скитался: где в сене спал, где в кустах в чашше́, и всегда мама его разыскивала и уговаривала. У его и с друзьями не шло, и тогда праздновал[19] с нами. Тут мне доставалось от него. Почему: дома я всегда старался угодить, тятя куда бы ни послал, я всегда бегом – коня поймать запрягчи, воды поднести, в кузнице, на лодке за вёслами. Данькя туда, Данькя сюда – Данькя везде. За ето меня любили, с братьями и сёстрами я старался быть в дружбе, и с друзьями дружно, и в моленне старики любили. Читать не знал, а гласы́ все знал на память. Бывало, старики загуляют, приходют к нам:
– Данькя, спой на вот такой глас.
Мне стыдно, тятя крикнет:
– Ну, спой! – Приходилось петь.
Тятя маму спрашивал:
– Настасья, где ты такого сыганёнка выдрала?
Мама отвечала:
– У тебя надо спросить.
Люди, которы знали наше племя, говорили:
– Етот не в Зайцевых, а в Шутовых.
Я не знал, что ето обозначает. Вот за ето за всё мне попадало от Григория, он злился и мстил мне, а я всегда думал: «Женюсь, не буду так делать, как тятя, а буду всех любить равно».
У нас тятя как загулят, так всех нас разгонят, и маме попадало. Мама терпела и мучилась, но дошло до того, мама решила разойтись, почувствовала, что дети подросли и уже работают, предъявила:
– Давай разойдёмся. Живёшь не по закону, пьянствуешь, дерёшься, мне всё ето надоело.
«Да, – он задумался, – да, она права», и сказал:
– Я буду жить по закону, ежлив будешь мне во всем угожать.
– Да, – она сказала, – я буду во всем угожать, толькя иди в моленну и просись в собор и живи по закону.
Тут произошло следующа. Шарыповы с Зенюхиными не ужились вместе, дошло у них до винтовок. Евлаша Васильевич не жил с Татьяной Афанасьевной, а шлялся, и у них получилась вражда. Тогда Макар Афанасьевич Зенюхин приехал к тяте с просьбой и стал просить тятю, чтобы купить земли около деревни. Тятя ему помог, и оне переехали суда, а Шарыповы одне не захотели жить и тоже приехали и купили земли недалёко от деревни.
Тятя обратился в ту деревню и стал проситься в егоровский собор. Ему ответили:
– У нас наставника нету, мы собираемся и молимся без наставника.
Тогда тятя обратился к Шарыповым и стал проситься. Ему ответили:
– Ты жил не по закону. Поживи, приходи молиться, а мы посмотрим, как ты будешь держаться.
Тятя долго ходил и всё просился, но дед Василий Васильевич всё отлагал.
Вскоре мамин брат по матери Степан Демидович Шарыпов давай праздновать с Марьяй Васильевной Шарыповой. Тогда Василий Васильевич стал тяте говорить:
– Скажите Степану, чтобы с Марьяй не праздновал, а то принимать не буду.
Тятя ему говорит:
– Где же он нас послушат!
– А вот как хочете.
Мама стала брату говорить, он захохотал. Вскоре оне убежали в Буенос-Айрес и нажили там дитя, тогда вернулись и пошли к родителям её, давай кланяться и прошаться[20]. Бабушка Аксинья вышла и сказала своёй дочери: «Ты не кланься, пускай он кланется: он виноват». Но он поклонился и прошался, их простили и приняли. Толькя тогда нас приняли, и бабу Евдокею Савельевну, и Ефима Савельевича Шутова. Вот какая справедливость.
Тятя всегда ходил молиться, дед Василий Васильевич всегда хорошо убеждал и читал хороши поучение, тятя изменился и стал крепким християнином.
Дед Василий Васильевич Шарыпов на самом деле был добрый и кроткий наставник, вся проблема заключалась в бабушке Аксинье, девичья фамилия Огнёва: жестока и злая. У них было три сына: Яков, Давыд, Евлампий – и две дочери: Марья и Лукерья. Все три сына угодили в бабушку, а дочери угодили в деда – кроткия. У Якова Васильевича и Марфе (фамилия девичья Ракова, тоже лукава, хитрая и ехидная) было у них четыре сына, шесть дочерей: Прасковья, Гаврил, Антон, Андрей, Анна, Ульяна, Ольга, Анисья, Ирина и Евгений.
Мы работали дружно, кроме Григория: он не хотел работать. Тятя никогда не нанимал рабочих, надеялся всегда на нас, но мы старались. Евдокея была тихая[21] на поворотах, но старательна, Степан слабый, часто похварывал, а мы со Степанидой крутые[22], всегда вперёд наперебой.
К русской грамоте и славянской духовной мы мало учились. Евдокея и Степан учились у деда Тимофея Корниловича, а мы у маминой сестре по матери – моя крёстная мать, у неё учились. Я по-русски научился коя-как писать и читать, а по-славянски прошёл толькя азбучкю. Крёстна мало нас поучила, но и то слава Богу.
Наши старообрядцы набрали тракторов, инструменту. Земли стало не хватать, пошли по арендам, брали группами землю неровнену, ровняли и сеяли помидоры, заработки были хорóши. Но тятя не захватывал, на ето не смотрел.
В ето время некоторы наши поехали в США на свой счёт. Иван Иванович Овчинников с сыном Германом продали тяте землю два с половиной гектара, и мы продолжались садить на своёй земле.
Слухи прошли, что в США хорóши порядки, хорóши заработки и власти порядошны, – засобирались в США. А тут в Чили настала коммуна, и в Аргентине стал президент Хуан Доминго Перон в 1973 году. Наши все напугались, и разом все в США. Тятя уже списывался с дедом Мануйлом, он его приглашал, но тятя всё тянул, мама всё молилась Богу и просила: «Ежлив к лучшему, то открой дорогу, а нет – закрой дорогу нам и нашему рóдству».
Детство я провёл очень весело, ето са́мо незабываемое в жизни. Друзья мои были Усольцев Василий, Терентий, Венедикт, Сне́гирев Тимофей, Матвеевы Агафон, Фатей, Евтропий, Зенюхины Александр и Михаил. Праздновали очень весело и дружно. Зимой играли в шарóвки, в чижик, в лапту, бить-бежать, из кругу мячом, в прятки, ходили рыбачить, весной ходили купаться, на реке ловили утят, гусят, пташат[23] и всё это рóстили, летом ходили по фрукты, купались. Степан с Евдокеяй тоже праздновали очень весело. В ихней ровне[24] было очень много ребят и девок, играли оне тоже в те игры, что мы играли, и окрóме того в круга́ – в хороводы, пели песни, плавали на лодках, ходили в кинах.
Евдокея праздновала с Антоном Самойловичем Матвеевым, оне очень друг друга любили, в 1973 году хотели после Пасхе свадьбу сыграть, но Великим постом Антон попал в аварию и его убила машина. После тóго Евдокею сватали много женихов, но она не пошла больше ни за кого.
Ознакомительная версия.
