Ознакомительная версия.
А кто, какой отдельный человек посмел бы в 1933 г. или в 1934 г. отказаться от принесения присяги Гитлеру? Лишь только военное руководство одно и могло бы сделать это, имей оно более стойкие политические взгляды и не будь столь очаровано личностью Гитлера.
Еще один вопрос, который не устают повторять и сегодня: почему попытка уничтожения Гитлера 20 июля 1944 г. не была предпринята ранее, хотя бы после вторжения в Россию в 1941 г.? С одной стороны, Гитлер располагал столь внушительной охраной, что покушение не имело почти никаких шансов на успех. С другой стороны, многие офицеры вокруг графа Штауффенберга, главы заговора, считали себя связанными присягой, и лишь отчаянное положение, которое сложилось после союзнической высадки в 1944 г., подвигло их на «акт отчаяния». Вместе с тем, делая это, они осознавали, что вокруг Гитлера может возникнуть «легенда» и что союзники намерены потребовать от Германии тяжелейших условий – вплоть до безоговорочной капитуляции. Однако они хотели попытаться остановить Гитлера и избавить немецкий народ от дальнейших страданий.
К голосам тех, кто сегодня в Германии осуждает участников провалившегося заговора за «нарушение воинской присяги», незачем и нечего прислушиваться просто потому, что присяга – как любая клятва – должна соблюдаться лишь до тех пор, пока совместима с совестью давшего ее индивидуума, при условии, что дана она была без какого-либо давления.
Глава 4
Европа накануне войны: путешествия и наблюдения
Я всегда мечтал побывать в каких-нибудь новых местах. Мне хотелось последовать совету своего учителя математики, который говорил мне:
– Путешествуй по возможности больше и постарайся посмотреть на свою страну снаружи. Завязывай знакомства с людьми из других стран. Только так ты сумеешь верно оценить свою родину.
В период с 1933 по 1935 г., когда получение иностранной валюты было еще доступным, я поехал в Прагу и в Варшаву, то есть в столицы стран, в которых не имел никаких знакомств. Позднее, после 1937 г., когда лимит валюты на поездку ограничивался 15 марками, я посетил западные и южные государства Европы, в которых у меня были друзья и я мог прожить даже с 15 марками. Мои встречи с представителями других народов и культур, носителями других языков лишь подтвердили разумность совета учителя.
Прага, «Золотой город», являвшийся точкой пересечения западной и восточной культур, произвел на меня глубочайшее впечатление, как и знаменитые курорты – представшие передо мной во всем своем блеске Карлсбад и Мариенбад. В Варшаве в 1934 г. не чувствовалось еще никакой напряженности. Визу я получил без проблем, несмотря на то что был офицером. Варшава – город очень, я бы сказал, франкофильский. Французские архитекторы оставили явный след на портрете города, в то время как многие образованные люди говорили по-французски. Мне оказалось нетрудно завести знакомства с жителями, и у меня появилась возможность установить, что поляки не любят как нас, немцев, так и русских.
Затем последовали поездки в Скандинавию и во Францию, в которой я быстро освоился. У моих деда и бабушки была французская гувернантка, а потому дома довольно часто звучала французская речь. В общем, можно сказать, что «parler français» считалось модным. Меня восхищал не только французский язык, но и «savoir-vivre» – стиль жизни по-французски. От шарма французов, и в особенности от обаяния Парижа, города-космополита, у меня, человека молодого, захватывало дыхание. Консьержки, бистро, пекарни, развалы подержанных книг на берегу Сены, художники Монмартра – вот где жизнь била ключом! Сидишь с кем-нибудь за стаканчиком вина, говоришь обо всем в мире, и зло словно бы уходит навечно.
Поездки в Англию тоже значительно расширили мой кругозор. Мы, немцы, особенно северные, всегда относились к британцам по-особенному. Мне посчастливилось, и молодым человеком я познал их терпимость и чувство юмора. Сойдясь с ними поближе, я поразился их сердечности и гостеприимству. Что же дает им такую уверенность, что́ помимо положения их страны как одной из супердержав? В первую очередь, вековые традиции и единство под скипетром монарха, равно как и демократия, рост и развитие которой происходили на протяжении столетий.
Одно впечатление вписалось в память настолько прочно, что и сегодня вижу все так, словно это случилось вчера. Банкир в цилиндре и с зонтиком столкнулся на улице с рабочим.
– Простите! Ужасно виноват! – воскликнул банкир. Чтобы богач первым извинился перед рабочим – такое в Германии немыслимо.
Как-то в полдень у Уайтхолла я поджидал, когда будет смена караула. Мужчина в поношенной одежде попросил у меня огонька.
– Вы, должно быть, француз? Говорите с акцентом.
– Нет. Я из Германии.
И тут из него как посыпало:
– Сидел я в плену в Германии с семнадцатого по восемнадцатый. Неплохо мне жилось – у фермера работал. Посмотрите, вот и медаль у меня. А теперь в этой чертовой стране, которой нет до меня никакого дела, я стал коммунистом. Месяцами сидел без работы. А у вас там как? Гитлер пристроил безработных, все так организовано, никто не голодает.
Влезать в дискуссию мне не хотелось. Слава богу, началась смена караула. Выехали кирасиры в яркой форме и сияющих шлемах – царственный блеск величия гордого королевства.
– Вы только посмотрите! – воскликнул мой собеседник и в возбуждении схватил меня за рукав. – Вот она, наша монархия. Тут никому с нами, британцами, не равняться!
Венеция была мечтой новобрачных, а Рим являлся своего рода культовым городом, где хотели побывать все. В процессе получения классического образования в средней школе я так много читал о путешествиях Гете по Италии, что мне хотелось пройти по его стопам. Так, в 1934 г. вместе с другом я запланировал трехнедельную поездку по Италии. Мы приспособили мою машину для того, чтобы можно было ночевать в ней, в качестве главного багажа запаслись канистрами с бензином, так что его нам, по расчетам, хватило бы доехать по меньшей мере от Германии до Рима и обратно, а также набрали еды, чтобы ни от кого и ни от чего не зависеть в пути.
Во Флоренции мы познакомились с одной дамой, которая пригласила нас к себе на обед. Мы проследовали за ней узкой улочкой и остановились перед домом с облупившимся фасадом.
– Вот мы и пришли. Входите, пожалуйста.
Мы почувствовали себя несколько неуютно. Однако прошли дальше и очутились во внутреннем дворике. Дом, казавшийся снаружи таким мрачным, оказался великолепным палаццо, наполненным произведениями искусства. А какой сад был при нем – это и во сне не приснится! Мы попали в городской дом принчипессы – княгини. В столь роскошной обстановке мы провели целый день.
Ознакомительная версия.
