На Довженковской киностудии я сняла еще два фильма.
«Рождение танца» — фильм-концерт об ансамбле украинского танца под руководством Павла Павловича Вирского.
Работать с ним было сложно. Как семидесятилетний Вирский орал на своих балерин! «Ночью ноги поднимать умеете, а сейчас разучились!» Конечно же он был диктатор и единовластный хозяин. Его боялись, перед ним дрожали. Я тоже перед ним «виляла хвостом».
Семнадцать или семьдесят —
Не все ли вам равно?!
Вы любите, вы сердитесь,
Снимаете кино!
Вы покорили дали,
Свободы не поправ.
Вам орден Дружбы дали
За «дружелюбный» нрав.
Нрав, конечно, у него был колючий и неудобный. Но ансамбль — превосходный. Прыжки танцоров — просто космические. Особенно потрясающе они смотрелись в рапиде. Танцоры парили в воздухе, и это казалось выше человеческих возможностей. Может, и парили потому, что боялись.
Павел Павлович впервые на нашей с ним картине увидел рапид. Запал на него и хотел все танцы снимать только в рапиде… Но тогда каждый танец автоматически превратился бы в сериал… Вирский сердился… Топал ногами… Но убеждению шел навстречу.
Когда картина заканчивалась, в один из таких «разгоряченных» моментов он вышел под дождь, простудился, заболел воспалением легких и умер. Картину потом растащили на концертные номера.
И была еще одна картина. По рассказам Юрия Сотника. Она называлась «Предположим, ты капитан…»
Прощай, Десна
Не было человека более критически настроенного к существующей власти, чем мой ВГК. Он знал эту власть изнутри, и поэтому у него не оставалось иллюзий ни на одну копейку.
Невинный сценарий «Предположим, ты капитан…» под указующим перстом ВГК получил острую социальную направленность. По сути, это была для той поры довольно острая критика пионерской организации как прообраза всех последующих партийных возрастных организаций: высмеивалась ложная идея, что пионер всюду должен быть первым.
Шел 1976 год. Время, которое позже окрестят «годами застоя». Неудивительно, что киношное начальство приняло картину в штыки. Первым набросился Иван Григорьевич Качан — главный редактор Госкино Украины. Мне кажется, больше всего его разозлило, что в титрах было написано «дрессировщик Качан»: в картине снимался козел, а потому был и дрессировщик. Конечно, это только случайное совпадение. Но, видимо, начальство такого не прощает.
Продолжили нападки Большак и Сиволап — председатель Госкино Украины и его заместитель (тоже «нехилые» фамилии).
В результате картине дали третью категорию. Для начинающего режиссера это смерти подобно.
Я решила поискать справедливости в ЦК партии. Позвонила, попросилась на прием, приехала — но меня не пустили: я была в брюках. Попыталась закатать брюки под шубу и так проскочить в здание, но меня разоблачили. Пока я ездила переодеваться, человек — нет, не человек — инструктор, который назначил мне встречу, ушел домой.
Но на совещание по итогам киногода в Киев приехал из Москвы Виктор Петрович Демин — в роли того барина, «который всех рассудит», умный и талантливый киновед.
Я решила «подкупить» барина и явилась в гостиницу с куском медвежатины, собственноручно приготовленной. То ли эта экзотическая «взятка» возымела действие, то ли фильм Виктору Петровичу действительно понравился, но он меня поддержал.
И еще меня очень поддерживала моя съемочная группа. В отличие от круглых затылков киношных начальников лица моих сотоварищей по съемочной группе были прекрасными, открытыми и очень дружелюбными. И остались такими до конца: Эмилия Ильенко, Витя Политов, Эмма Косничук, Зинаида Алексеевна Зороховская… Костюмер… Мы все, и наши маленькие актеры в том числе, называли ее Мама Зина.
В большой костюмерной, где царствует дух нафталина,
Где костюмы, как опустевшие гнезда, висят,
Сидит одиноко печальная Мама Зина
И смотрит растерянно на письма ушедших ребят…
«Дорогой Маме Зине от бывших актеров на память
В день съемки последней, в день, завершающий год»…
И подарки, притихшие рядышком со словами:
Самолетик, свистулька, кораблик, поломанный кот…
Разбегаются строчки, срываются буквы, как капли:
«Женя, Вовочка, Вася, Аглая, Алеша, Антон…»
Уплывает размокший бумажный ребячий кораблик.
Остается тепло — благодарный ребячий поклон.
На дорогах судьбы ожидают ребят «бригантины».
Будут плыть и тонуть. Упадут и поднимутся вновь.
Потому что была, потому что осталась у них Мама Зина —
Мама Верность, Надежда и Мама Большая Любовь.
И не только у ребят… У меня тоже..: С тех самых пор я точно знаю, что в каждой съемочной группе у меня обязательно есть своя Мама Зина — человек, который любит Кино, любит свою работу не меньше меня…
Мы не отстояли картину у начальников, но наши человеческие отношения не рухнули в самый трудный период борьбы с ними.
Однако в Киеве меня уже мало что удерживало. Я хотела «…в Москву… в Москву…» Моя полусемейная жизнь с ВГК дала трещину. Его догрызало бывшее родное ЦК. Он вообще остался без работы (но с собакой). Я предлагала ему уехать вместе в Москву. Он не хотел оставлять свой родной украинский язык. И в конце концов отпустил меня.
На прощанье мы съездили на нашу любимую Десну. Плыли в моторной лодке. Лил дождь.
Прощай, Десна. И не стучись
Дождем тоскливым в окна лодки.
Мне покидать тебя неловко
И оставаться нету сил.
И не волнуй волною ряд
Тех лет, что плыли рядом с нами.
Прости, Десна. Как говорят,
Давай расстанемся друзьями.
…Мы расстались друзьями. Он женился на женщине, которая давно была рядом с нами и давно предназначалась ему судьбой. Я просто случайно вклинилась в их жизнь, когда они еще не подозревали, что будут вместе, и отложила их отношения на долгих десять лет…
МОСКВА… МОСКВЫ… О МОСКВЕ…
После фильма «Предположим, ты капитан…» я уехала из Киева навсегда.
Я уже хлебнула… вкусила… закусила… и рванула в Москву. Я хотела заниматься только кино. Я хотела жить и работать в Москве.
В Москве не было ни дома, ни работы. Дочь Киру я пока оставила с родителями в Киеве и поэтому без дома могла прожить. Без Кина — нет.
Крокодил
На Студии им. Горького у Александра Хмелика в это время уже вовсю раскручивался и расцветал мой киножурнал «Ералаш». Я верила — сниму пару сюжетов, и он мне ответит взаимностью: что-нибудь обязательно произойдет, что-нибудь обязательно хорошее. Ну не может же «Ералаш» не помочь мне — я дала ему жизнь!
