— Зря не теряйте времени. Учитесь упорно. А окончите — возвращайтесь.
Я вышел, предполагая, что теперь не скоро увижу этого умного, сердечного и обаятельного человека. Однако ошибся: снова встретился с ним осенью того же года.
Иона Эммануилович Якир и Иероним Петрович Уборевич, командовавший Белорусским военным округом, приехали в Академию Генерального штаба проводить со слушателями оперативно-тактические занятия. Оба они разработали задачи, в которые вложили новейшие идеи в области оперативного искусства и тактики. Занятия прошли очень интересно и закрепили за Якиром и Уборевичем репутацию превосходных знатоков оперативного искусства и блестящих методистов.
В академии больше всего было слушателей, прибывших из Киевского и Белорусского военных округов. Но и слушатели других округов прониклись любовью к И. Э. Якиру. В этом сыграла роль не только его естественная простота в обращении с людьми, но и высокая общая культура, знания, умение убедительно и ненавязчиво доказать любое положение военной теории.
Перед отъездом Якира из академии мы, слушатели, прибывшие из Киевского округа, явились к нему. Он встретил нас своей обычной милой улыбкой, расспрашивал об учебе, о настроениях и надеждах. В оживленной беседе час пролетел как один миг. Пожелав успехов и скорейшего возвращения в родной округ, Якир тепло простился с нами. Никому из нас не могло прийти в голову, что в эти минуты мы прощаемся со своим командующим навсегда.
Прошло всего несколько месяцев, наполненных тревогой, недоумением и горестными размышлениями... Безжалостная рука сразила почти весь цвет высшего командного состава Красной Армии. Мы потеряли много талантливых военачальников, в том числе и Иону Эммануиловича Якира. Эта страшная трагедия не укладывалась в сознании. Официальные сообщения вызывали лишь боль, но ничего объяснить не могли...
Никита Сергеевич Хрущев, хорошо знавший И. Э. Якира, в речи на встрече руководителей партии и правительства с деятелями литературы и искусства 8 марта 1963 года говорил о нем: «Это был крупный военачальник и кристальной чистоты большевик, трагически, безвинно погибший в те годы... На допросах товарищ Якир заявлял следователям, что арест и обвинение против него провокация, что партия и Сталин введены в заблуждение, они разберутся во всем этом, разберутся в том, что такие люди, как он, гибнут в результате провокаций».
XX и XXII съезды нашей партии сорвали покров тайны с этой чудовищной трагедии. Мы теперь знаем, что Иона Эммануилович Якир, стоя перед лицом смерти, до последнего вздоха сохранил глубокую веру в Коммунистическую партию, в торжество коммунизма. Он всегда будет жить в нашей памяти как верный товарищ, друг и наставник.
ПУТЬ В РЕВОЛЮЦИЮ. Д. М. Равич
В дореволюционном Кишиневе существовали два реальных училища: казенное и частное, созданное В. В. Карчевским. В казенное училище евреев принимали только в виде исключения, в счет так называемой «процентной нормы». Зато в частное училище попасть было просто. Наши родители и устроили нас, меня и Иону Якира, в реальное училище Карчевского.
Маленький шустрый первоклассник, курносый и смешливый, веселый и отзывчивый, сразу же пришелся мне по нраву. Мы быстро сошлись, у нас нашлись общие мальчишечьи интересы, и почти все свое время мы проводили вместе.
Часто после занятий в школе или в свободные дни я приходил к Якирам и близко познакомился со всей его большой семьей. Отец Ионы, скромный труженик - фармацевт, умер очень рано, оставив на руках вдовы четверых детей: Сашу, Иону, Белу, Мориса. Матери, Кларе Владимировне Якир, красивой, рано поседевшей женщине, нелегко было прокормить и воспитать четырех ребят. Капиталов муж не оставил, небольшие средства, приберегавшиеся «на черный день», иссякли очень быстро, устроиться на работу было нелегко, да и оставить без присмотра дом, семью Клара Владимировна не могла. Поэтому она по совету дяди Фомы, брата покойного мужа, занялась изготовлением лактобациллина-какого-то молочнокислого продукта. В то время теория Мечникова о пользе молочнокислых продуктов для человеческого организма приобретала все большую популярность, и спрос на них увеличивался. Вот этот лактобациллин и стал источником существования осиротевшей семьи Якира.
В квартире, где весь день хозяйничала Клара Владимировна, мне запомнились блестящие термостаты, в которых выдерживался лактобациллин, и довольно скромная обстановка. Несмотря на вечную нехватку, все ребята были чисто одеты и накормлены, усердно учились и помогали матери по хозяйству.
О дяде Фоме, которого я уже упомянул, надо сказать особо. Для детей Клары Владимировны он стал вторым отцом и делал все возможное, чтобы облегчить их воспитание. Опытный детский врач, он пользовался в Кишиневе большой популярностью. Высокого, спокойного, уравновешенного доктора Якира население города любило и уважало. Особенно беднота. Большинство кишиневских врачей стремились заполучить клиентуру среди купцов и богатеев и быстро превращались в дельцов, загребающих большие гонорары. А дядя Фома - так его обычно все и называли - бескорыстно помогал русской, молдаванской и еврейской бедноте, работал в каких-то благотворительных учреждениях, трудился, не считаясь со временем.
Иона очень любил своего дядю, привязался к нему всем сердцем и мог восторженно говорить о нем часами. «Дядя Фома сказал... Дядя Фома посоветовал... Дядя Фома будет недоволен...» Авторитет дяди был непререкаем. Иона да и другие, посторонние ребята уважительно и с любовью относились к доктору. От него исходило какое-то душевное обаяние, которое ощущал всякий, кто сталкивался с ним. Стоило доктору погладить раскапризничавшегося парнишку по голове, сказать ласковое слово, добродушно улыбнуться - и тот затихал и уже готов был не только пить горькое лекарство, а и взобраться доброму дяде на колени, слушать его занимательные рассказы. Слушали и слушались его и взрослые. Позже я убедился, что общительность, сердечность и душевная теплота были семейными чертами Якиров.
Нам, учащимся частного училища Карчевского, повезло. Учебная атмосфера здесь резко отличалась от порядков, царивших в казенном училище. Не было резкого деления на богатых и бедных, не чувствовалось национальной розни и угнетающей муштры, дышалось легче и свободнее. Среди преподавателей было немало опытных, с прогрессивными для того времени взглядами. Они не налегали на зубрежку, а старались заинтересовать учащихся предметом и передать им свои знания. Влияние таких преподавателей на школьников было огромным.
Любимым преподавателем у нас считался А. П. Месяцев. Блестящий знаток истории, особенно русской, он вдохновенно рассказывал о прошлом народов, населявших Россию, и зачастую, отвлекаясь от темы, импровизировал и рисовал картины далекого будущего человечества. Именно он привил нам любовь к Родине, к народу и заставил в меру нашего разумения осмысливать все, что происходило вокруг. По совету Месяцева многие из нас прочли «Происхождение семьи, частной собственности и государства» Энгельса и еще кое-что из марксистской литературы. Месяцев безусловно помог формированию наших характеров и взглядов. С особым вниманием он относился к Ионе Якиру, считая его способным и пытливым учеником с большими задатками ученого.