Летом, как сказано, бывало тепло, а часто и просто жарко, в районе плюс тридцати. Выходцы с Украины, которых в Приморье было очень много (целые села вокруг Воздвиженки гутарили на украинском или на суржике), рассказывали, что дальневосточное лето похоже на южноукраинское.
Самолеты, летчики и воздвиженская топография
Воздвиженок в Приморском крае было две. Просто Воздвиженка — село Михайловского района, населенное выходцами с Украины, переселенными туда еще в начале XX века. До войны официальным языком там считался украинский, и в школе-семилетке преподавание тоже шло по-украински. Мы там бывали редко. Наш же поселок назывался Воздвиженка-городок, его построили в конце тридцатых годов вместе с аэродромом.
А аэродром был знатный: один из самых больших не только на Дальнем Востоке, но и во всем СССР. На нем дислоцировались два полка тяжелых бомбардировщиков Ту-4 (позже началось их перевооружение на Ty-16), ближние бомбардировщики Ил-28, истребители Миг-17 и Миг-15, эскадрилья транспортных самолетов Ли-2 и еще всякой твари по паре. Все это непрерывно взлетало, барражировало и садилось с ужасным грохотом. Да еще вплотную к аэродрому находились авиаремонтные мастерские, где целыми днями гоняли самолетные двигатели на разных режимах. Не помню практически ни одного дня, когда у нас в городке было бы относительно тихо. Когда раз или два в году вдруг наступала тишина — значит, дело плохо: где-то разбился наш самолет и командование приказало приостановить полеты. На окраине городка было кладбище, уставленное красными деревянными пирамидками со звездочкой наверху и табличкой: «Такой-то, погиб при исполнении служебных обязанностей». А если надпись гласила «Погиб при выполнении боевого задания» — значит, во время Корейской войны, когда самолеты с нашего аэродрома летали бомбить американские корабли в корейских портах.
Как-то раз рано утром вот так стало тихо, и перед моим выходом в школу папа вернулся с ночного дежурства на КДП (командно-диспетчерском пункте) и говорит: «У вас вроде есть в классе мальчик Бекезин?» Ну да, говорю, Виталик рыжий, а что? Ладно, говорит папа, беги в школу, а то опоздаешь. Сидим мы на уроке, вдруг заглядывает в класс офицер и пальцем манит нашу учительницу Феодору Лукиничну — давай, мол, выйди. Через минуту она возвращается бледная и говорит: «Виталий, пойди в учительскую, там кто-то с тобой поговорить хочет. И портфель возьми». Подождала, пока за окном не отъехала машина, и говорит: «Ребята, у Виталия отец погиб, гвардии капитан Бекезин. Только к нему домой сейчас не ходите». И тут звонок на перемену. Все выбежали во двор, а я смотрю: Виталик пенал в парте забыл, китайский. Я его взял и пошел в учительскую. Там стоит в углу одна Феодора Лукинична, и хотя спиной ко мне — видно, что плачет. И правой рукой быстро так крестится. Я страшно удивился — до этого видел только, как крестятся нищие старушки, а чтобы учительница?.. Я тихонько задом вышел, постучал по двери и снова зашел. Феодора Лукинична обернулась, вытерла глаза и говорит: пусть пенал пока у тебя будет, вы же тоже в ДОСах (ДОС — это дом офицерского состава) живете, отдашь ему потом, только сегодня смотри не ходи к ним! Но я так пенал и не отдал, потому что Виталика видел только на похоронах, куда пошел весь наш класс. Они с матерью и маленьким братом сразу куда-то уехали. А про Феодору Лукиничну я еще напишу. Если кто думает: вот какое необычное имя было у его учительницы, знайте: следующую мою учительницу (точнее, классную руководительницу) звали Леокадия Аристарховна!
Вот как была устроена наша Воздвнженка-городок. Вокруг огромного аэродрома находились разные строения — штабы трех авиационных полков и нескольких отдельных подразделений (в том числе папиного дивизиона), различные склады, мастерские и казармы барачного типа. Все они назывались «хозяйствами» по именам командиров. Никто не говорил «поехали в Н-ский отдельный радиотехнический дивизион», а — «поехали в хозяйство Малькова». И не «командир дивизии остался недоволен тем, как подполковник Спиридонов поддерживает воинскую дисциплину в своем полку», а — «первый накрутил хвоста Спиридонову за бардак на хозяйстве». Так было и удобнее и секретнее от всюду подслушивающих и подсматривающих агентов вероятного противника. Этих таинственных агентов никто никогда не видал, но об их существовании все знали из развешанных повсюду — даже у нас в школе — красочных плакатов. Одним из плакатных атрибутов агента были темные очки. Как-то в отпуску в Сочи мама купила у цыганки такие очки — очень красивые, в белой оправе. По возвращении в Воздвиженку в солнечный день надела очки и пошла в Дом офицеров, где она вела кружок вышивания для таких же офицерских жен. Занятие кружка еще не закончилось, а папе уже позвонили на службу из политотдела дивизии и порекомендовали воздействовать на супругу, чтобы она не допускала во внешнем виде чуждых нам деталей, достойных разве что карикатуры в журнале «Крокодил».
Что-то я отклонился от воздвиженской топологии. От главных ворот аэродрома шла бетонированная дорога в наш поселок, при въезде в который стоял шлагбаум и пост охраны. Другая дорога, тоже через шлагбаум, вела к нам со стороны города Ворошилова-Уссурийского, и оттуда несколько раз в день ходил к нам автобус. По утрам на этом автобусе уезжали в Ворошилов в школу старшеклассники, потому что наша поселковая школа была только семилеткой. До шлагбаума дорога была асфальтированной, с уймой ямок и колдобин, а по территории поселка — гладкой бетонкой. И вообще обе наши главные улицы были вымощены такими же бетонными плитами, что и взлетно-посадочные и рулежные полосы аэродрома. Это было приятно и удобно летом, но не зимой, когда бетонка обледеневала Самым большим и заметным зданием поселка был ДОСА — Дом офицеров Советской армии им. Ворошилова. Он был построен в конструктивистском стиле тридцатых годов и сильно напоминал ленинградские Дворцы культуры той эпохи, несколько уступая им размерами. Там был великолепный, отделанный вишневым бархатом зрительный зал рядов на двадцать с балконом, большое фойе с колоннами, где устраивались новогодние елки, спортивный зал со всякими снарядами, раздевалками и душевыми и еще много всяких помещений, в одном из которых занимался мамин вышивальный кружок. Сбоку от главного здания была котельная с высокой трубой. Этой котельной, или «кочегаркой», заведовал старшина-сверхсрочник, у которого в любое время за наличные или в кредит «до получки» можно было получить стакан или целую бутылку водки, известной под названием «сучок». Этимология этого прозвища двойная: во-первых, ее производили на Сучанском спирто-водочном заводе, а во-вторых — делали из древесного спирта. Я по малости лет это мерзкое пойло не употреблял, но многократно слышал нелестные отзывы от папы и его сослуживцев. Официально водку в нашем военторговском магазине не продавали, но все знали про старшину в кочегарке. Начальство это безобразие терпело скорее всего потому, что таким образом уменьшался соблазн нелегального провоза водки в гарнизон, а старшина наверняка стучал кому следует о том, кто и как часто покупает у него «сучок».
