Мы играли на большие суммы на слово: обещал отдать в конце месяца, значит, должен отдать. Как часы – до двенадцати ночи обязан принести. А не отдашь, стало быть, ты «фуфло» и цена твоему слову – три копейки. Если тебя назовут прилюдно фуфлом, никто не станет с тобой знаться. Фуфло – это хуже проказы. С тебя даже проигранных денег больше требовать не станут, потому что с тобой не только дела иметь нельзя, но и просто словом обмолвиться позорно. Никто и никогда не посмел бы замарать себя общением с фуфлыжником.
«Высшая лига» существовала по закону чести. Игра для многих была смыслом жизни, и они готовы были покончить с собой, если у них ничего не осталось после проигрыша и нечем было расплатиться. Такая ситуация для них – смертельный позор. Я знал несколько человек, проигравшихся и пришедших в такое отчаянье, что они свели счеты с жизнью. Один, помню, повесился, другой вскрыл вены в ванной. Никто не пришел бы к ним «выколачивать» долг, но, не выплатив его в срок, они лишались права играть в «высшей лиге», а это равносильно смерти. Не играть они уже не могли, а без игры жизнь теряла свой вкус.
Но это не означает, что выплату долга невозможно было отсрочить. Надо было только попросить заранее, а не после истечения срока. После назначенной даты должник просто переставал существовать для всех.
Карточный мир – непростой мир. Игра требует ума, внимания, а профессиональная игра – абсолютной самоотдачи. Во время игры я становился другим человеком. Какие-то неведомые внутренние резервы открывались, когда я брался за карты. Обострялось не только зрение, мысль становилась молниеносной, поэтому удавалось и просчитывать ходы соперника, и следить за его руками. А виртуозность рук в картах – это важно, потому что руками можно мошенничать. Это не считалось нечестной игрой, ведь вы знаете о возможности обмана, поэтому должны бдительно следить за соперником и не позволять ему «провернуть»
комбинацию руками. Обман руками в картах никогда не считался нечестным – это как подсечка в борьбе, это лишь один из приемов, один из способов одолеть соперника.
Играли по-разному. Например, можно было договариваться о том, как отдается проигрыш: скажем, проигранные сто тысяч можно было расписать на пять месяцев по двадцать тысяч ежемесячно. Или же обещать выплатить все сразу, что всегда приятнее для победителя. Но за «сразу» можно было требовать «игровую сладость», «перевес» какой-нибудь в игре, «шанс», «фору». Много было нюансов, комбинаций всяких.
– Дай мне в игре первый заход, – канючил более слабый игрок, обещая выплатить проигрыш, не расписывая его на долгое время.
– Дай первый бросок в костях...
– Дай мне фору в столько-то очков, – просили, если игра шла на очки.
Обычно договаривались о таких вещах до начала игры, но иногда условия могли поменяться во время нее: если кто-то начинал проигрывать, но не желал выходить из игры, тогда я предлагал «расписать» выплату проигрыша на конкретные числа. Иногда люди выплачивали долг, но не могли, трезво оценивая свое материальное положение, дальше играть на том же уровне. Тогда они из «высшей лиги» уходили «вниз». Для любого игрока это горькая ситуация.
Меня ничто не пугало. Я рвался в бой, чтобы рано или поздно подняться на самый верх. Большинство матерых картежников было значительно старше меня. Поначалу они все насмехались надо мной. Для них я был молокосос, хоть и при деньгах. Наверное, они думали, что я проиграюсь и убегу, испугавшись их уровня. Но я каждый раз приносил деньги. Так что честность свою мне удалось доказать быстро. Для этого приходилось время от времени ездить на поездах – там обыгрывал пассажиров (азартных людей в поездах много, скука давит всех, а профессиональных игроков в поезде почти не встретишь, поэтому выигрыши давались мне без малейшего труда). Промышлял я и в аэропортах, и на вокзалах. Это не очень честная полоса в моей жизни, поскольку я заведомо был сильнее моих противников, лишь прикидывался простачком; они надеялись на легкий выигрыш, а в результате оставались с пустым кошельком.
Хорошо, что «вокзальная» эпопея тянулась недолго. Для меня, как для профессионала, она не представляла никакого интереса. Легко «наварить» крупную сумму – это одно, а участвовать в интересной, сложной и тонкой игре – совсем другое. Любой профессионал ценит мастерство и презирает дилетантизм. Дилетант – это не новичок и не ученик, дилетант – это тот, кто осмеливается считать себя знатоком, в действительности ничего не зная толком. Дилетант имеет наглость тягаться с профессионалами, даже не утруждая себя вопросом: а что есть профессионализм? Дилетантов не любит никто, они мыслят примитивно и, ослепленные безграничным тщеславием, убеждены, что мир покорится им.
Мне хотелось играть в «высшей лиге». Да, я уже стал профессиональным картежником, но до мастера мне еще было далеко. Меня обыгрывали, но я не сдавался, шлифовал свои навыки. Они ждали, что я отступлюсь и уйду «вниз», но я проявлял упорство, и они впустили меня в свой круг.
Разумеется, по уровню я еще не дотягивал до мастеров, но я выработал свой способ, в котором мне помогала моя наблюдательность. Подавляющее большинство игроков «высшей лиги» играло легко, с юморком, подтрунивая друг над другом, похихикивая. Конечно, случались игры, где требовалась максимальная сосредоточенность, тогда сам воздух в катране накалялся, но все-таки обычно царила атмосфера спокойствия.
Играли всюду. В городе был всегда основной катран, а вокруг него много мелких. Катраны различались по играм – кто в секу играл, кто в нарды. В главный катран съезжались со всего Советского Союза, и там играли сутками. Одни приходили, другие уходили. Очень редко бывало, чтобы никого не оставалось в катране. Многие приезжие даже жили там, особенно проигравшиеся: они ждали своей удачи. Однако не стоит думать, что карточным полем была только Москва. Мы ездили по всем крупным городам страны. Летом выбирались в Сочи, Ялту, иногда навещали Юрмалу.
Где бы ни состоялась игра, мы всегда ездили группами. Пройдет, например, слушок, что какой-то крупный игрок из Грузии едет в Сочи, мы сразу туда собираемся. Были ведь легендарные игроки, на которых не просто посмотреть хотелось, но и помериться с ними силой. Ради таких игроков (мы говорили «под таких игроков») ездили специально. Стоило им появиться где-то, как вокруг тут же возникала игра. Информация разносилась быстро.
В основном я играл по-крупному в гостиницах, где собирались настоящие игроки. Нам, конечно, не разрешали собираться. Играли нелегально. Снимали номер (это требовало связей, ведь в то время с гостиницами было нелегко), иногда два-три номера сразу, ходили из одного в другой, смотрели, есть там игра или нет, есть ли подходящие партнеры или нет. Игра почти никогда не прекращалась.
