и мы останемся в проигрыше. Но от этого желание играть в карты не уменьшалось. Порой удавалось подловить близнецов на обмане. Тогда начиналась настоящая свара. Мы бранились и дрались. Но, тем не менее, продолжали играть и, плача, мириться с проигрышем. Иногда, проявляя великодушие, Асад и Али, устраивали «консервное угощение», потратив выигранные у нас же деньги. Они покупали у щербатого бакалейщика консервы и угощали нас на своеобразных «банкетах». Эти «банкеты» были для нас истинным наслаждением!
Асад и Али были жуткими обманщиками. Они врали даже тогда, когда в этом совсем не было необходимости. Эти лицемеры утверждали, что ложь - тоже благо. Ведь она так часто избавляет от наказания!
Мальчишки врали с легкостью, убедительно, даже, должна сказать, с неким изяществом. Поэтому сомневающимся было трудно распознать ложь, и им верили. Они казались такими искренними! Эти мальчики были мастерами преображения.
Именно братья-близнецы объяснили мне, что происхождение детей из капусты - чушь! Милую сердцу фрейлейн Анны блажь о капусте, в которой находят детей, братья весьма категорично опровергали:
- Они считают нас дураками? - выходили из себя разгневанные братья и, указывая на свое срамное место, утверждали: - Вот она, их капуста!
А еще эти мальчишки были страшные грязнули и неряхи. С водой они не дружили, мыться не любили и часто ходили чумазые. Правда, в очень жаркие дни им нравилось плескаться в бассейне.
... В наших засушливых краях все растения нуждались в поливе. Воду качали из глубоких колодцев, заполняли ими бассейны, а затем посредством канавок поливали сад. В огражденном каменной стеной саду с раннего утра до позднего вечера работали десять-двенадцать садовников. Своими кетменями они то рыли новые, то перекрывали старые канавки, обеспечивая равномерный полив растений. Чистка бассейнов тоже входила в их обязанности: их чистили, мыли, наполняли свежей водой. Бассейнов в саду было несколько. Они были разные и по форме и по объему: одни большие и глубокие, другие поменьше, одни округлой формы, другие квадратные. А вокруг бассейнов росли фруктовые деревья и замечательные цветочные кустики. Вода в некоторых бассейнах была такой чистой и прозрачной - так и манила своей голубизной и свежестью.
Самый большой бассейн играл роль водохранилища. Он был так велик, что чистить его было почти невозможно. Поэтому вода в нем становилась затхлой, мутной и грязной. Этот бассейн находился на самой длинной аллее сада, окруженный развесистыми деревьями. К нему можно было подняться по лестнице и спрятаться наверху. Ограды по краю не было. Можно было запросто свалиться в илистую вонючую воду или в противоположную сторону, на землю. Но Асад и Али, постоянно лазившие по краю бассейна, ни разу не свалились в него, ни разу не ушиблись и не отведали его грязной водицы.
Деревья окружали бассейн зеленым кольцом. А на его широких стенах друг против друга стояли лежаки, на которые всегда падала прохладная тень густых ветвей. Кожура их плодов лопалась прямо на глазах, и мы с легкостью их собирали. Место, где находился бассейн, было несколько удалено от дома и выглядело очень живописным и поэтичным. Казалось, что в водорослях, покрывающих дно, обитают таинственные существа. Я часто лежала на краю этого огромного бассейна, устремив взгляд в мутную воду и пытаясь обнаружить в шевелящихся водорослях какие-нибудь фантастические создания. Как им удается так хитро прятаться? Я лежала так долгие часы, подставляя жарким лучам солнца спину. Иногда мне чудились чьи-то изучающие глаза, и я в страхе вскакивала и убегала, приняв свое собственное отражение за водяное чудище, готовое схватить меня и уволочь на дно, как это бывает в сказках Андерсена. Страх придавал силы моим ногам, и я неслась подальше от таинственного места, туда, где стоял шум и гвалт играющих ребятишек, где мне становилось привычнее и спокойнее.
Но самое большое удовольствие доставляло нам купание в Каспийском море! Несмотря на отдаленность от дома на несколько километров, с нашего холма темно-синяя гладь моря казалась совсем рядом. Почти до самой воды вереницей тянулись плоские крыши домов и дворы, зеленеющие листвой смоковниц и виноградников. Эти маленькие домишки и садочки не принадлежали богатым и надменным нефтяным магнатам Баку. Здесь жили их менее удачливые и бедные родственники, которым фортуна не подарила нефтеносного клочка земли. То были жилища бедняков.
Говорят, что Каспий постепенно мелеет, отступает, испаряется. Когда я думала об этом и представляла, как уходит от нас все дальше это чудесное море, мне становилось очень грустно. Неужели наступит день, когда я не увижу море со своего балкона?! А что же станет тогда с теми, что живут ниже? Но, к счастью, море все еще радовало глаз серебристо-синей гладью, и я не уставала любоваться им. Часто в море виднелись нефтяные танкеры и баржи. Некоторые из них принадлежали нашей семье. Они гудели, проплывая, как бы приветствуя нас.
Дорога к морю создавала массу неудобств. Можно было запросто увязнуть в глубоком зыбучем песке. Передвигаться по такому песку можно только пешком, либо на мулах, да и то очень медленно. До пляжа добирались почти два часа. Но желание окунуться в ласковые лазурные волны было так велико, что мы без раздумий пускались в это короткое путешествие под палящим солнцем, по изнуряющему раскаленному песку. В повозки укладывались старые паласы, узелки с одеждой, хлеб, овощи и фрукты. Мы отправлялись в путь, а те, кто оставался дома, молились о нашем благополучном возвращении. Повозки двигались, стуча о камни, натыкаясь на куски скалы, утопая в песке и поднимая пыль всю дорогу. Когда Асад и Али спускались с повозки, чтоб продолжить путь пешком, я увязывалась за ними. Мы шли вслед за арбой, ругались, неприлично бранились - тоже своего рода развлечение. Иногда мы ранили босые ноги об острые камни и колючки, но все равно предпочитали идти пешком. К счастью, наши огрубевшие за лето ступни были привычны к таким походам. Летом отец приучал нас ходить без обуви. Считалось, что это способствует укреплению здоровья и выносливости. Возможно, что это так. За лето наши исцарапанные, обожженные пятки становились грубыми, как у дикарей.
Дорога изнуряла, но мы не соглашались вновь взбираться на повозки. Конец пути был самым трудным, мы уставали до крайности, но были довольны своим упрямством.
Есть восточная поговорка: «Неприлично взбираться на ишака. Но слезать с него неприлично вдвойне». Вот мы из упрямства и не садились в арбу, тащась за ней уже из последних сил.
Как я уже говорила, наш дом находился на холме, а ниже, по всему пути до моря, располагались низкие неказистые
