конференции одобрило эту линию. Петерб[ург], Харьков, Донец[кий] басс[ейн] и отд[ельные] пункты против. Мы остались «в меньшинстве». Большинство состоит из поколебавшихся интеллигентов и вчерашних «самозащитников», тянущих меньшевизм вправо к союзу с Плехановым [63]. Дикая демагогия Ленина [64] и Кº, к которому примкнул и Ленин [65], лишь толкает рабочих на этот путь оппортунизма. Мы заняли роль непримиримой оппозиции, остающейся в организации в надежде завоевать большинство, отвлекши вчерашн[их] единомышленников от самозащитников. Пока отказываемся от участия в ОК [66]и «Рабочей газете» [67], ставим свою газету и ведем в массах агитацию на платформе: немедленное общее перемирие для вступления в переговоры об общем мире.
Ларина [68] не видел, он нездоров. Если успею, попрошу и его деньги передать тов. Вайнбергу [69].
Пав[ел] Бор[исович] [Аксельрод] решил войти в ОК, чтобы изнутри влиять на них. Я считаю это бесполезным ввиду того, что ОК связан опасением помешать министрам, которые уже в плену своих собственных обязательств (они, входя в м[инистерст]во и получив согласие на формулу «мир без аннексий», обязались проводить «единство власти» и бороться против «разложения армии»).
Попрошу Вас о личной услуге: на Ваш адрес будут приходить для меня письма; пересылайте их, пожалуйста, мне по адресу: Ю. О. Цедербаум, Сергиевская, дом № 50, кв. 9 (у д-ра Гурвича). Всего лучше пересылать их с оказиями, когда письма будут приходить ко времени отправки курьера.
У тов. Вайнберга узнаете подробно о конференции и др[угих] событиях.
Жму руку. Привет тов. Меру [70].
Ю. Цедербаум
Сейчас говорил с «Нов[ой] ж[изнью]» [71]. Они обещают Вам телеграфировать об условиях корреспондирования.
Письмо П. Б. Аксельроду 19 ноября 1917 г
Дорогой Павел Борисович!
Наконец-то, кажется, я получил возможность написать Вам письмо и отправить с оказией. Ибо с момента ленинского переворота граница еще более герметически заперта, чем когда-либо прежде, и нет, по-видимому, никакой возможности общения. Между тем никогда так сильно, как теперь, не ощущается Ваше отсутствие и затруднительность сношения с Вами – теперь, когда и революция, и наша социал-демократия переживают момент самого острого и опасного кризиса. Самое страшное, чего можно было ожидать, совершилось – захват власти Лениным и Троцким в такой момент, когда и менее их безумные люди, став у власти, могли бы наделать непоправимые ошибки. И еще, может быть, более ужасное – это то, что настал момент, когда нашему брату, марксисту, совесть не позволяет сделать то, что, казалось бы, для него обязательно: быть с пролетариатом, даже когда он ошибается. После мучительных колебаний и сомнений я решил, что в создавшейся ситуации на время «умыть руки» и отойти в сторону – более правильный исход, чем остаться в роли оппозиции в том лагере, где Ленин и Троцкий вершат судьбы революции.
Переворот был подготовлен, как теперь очевидно, всей предыдущей эволюцией. В сентябре корниловский заговор [72]вскрыл, во-первых, страшное ожесточение всего имущего мира против революции, во-вторых, внутреннее разложение коалиционного правительства, где Савинковы [73] являлись соучастниками Корнилова; в-третьих, достаточно яркий еще революционный энтузиазм в массах, рабочих и солдатских, их готовность снова собраться вокруг Советов и их вождей, когда дело идет об охранении революции. В то же время самый факт корниловщины и ее широких разветвлений и начавшаяся на фронте «солдатская революция», свергшая контрреволюционных генералов и офицеров, так очевидно окончательно дезорганизовал армию, что вопрос о немедленном мире, хотя бы не «почетном», становился ребром. На «Демократич[еском] совещании» [74] все это как будто понимала и часть наших и эсеровских оборонцев. В меныпев[истской] фракции [75] большинство оказалось за отказ от коалиции и образование общедемокр[атического] правительства. За это [были] как Богданов [76], Исув [77], Хинчук [78], Череванин [79] и мн[огие] другие оборонцы. Федор Ильич [Дан] сначала тоже был за это и лишь потом, явно уступая давлению Церетели, Либера [80] и Скобелева, опять склонился к повторению опыта с коалицией. Но что всего характернее, все прибывшие с места кавказцы с Жордания [81]и Рамишвили [82] во главе требовали разрыва коалиции и резко критиковали всю политику Церетели. Положение было таково, что я выступал на Совещании официальным оратором и от делегации Советов, и от большинства меньшевистской фракции. У эсеров [83] за разрыв коалиции было значительное меньшинство. И все-таки коалицию восстановили с тем же Терещенко [84] во главе и, в виде компенсации, с совещательным Предпарламентом [85]. Мое глубокое убеждение, что, прояви наши влиятельные лидеры малейшую настойчивость, и правые эсеры, и энесы, и даже сам Керенский [86]пошел бы на опыт с чисто демократическим министерством с простой программой немедленного начатия мир[ных] переговоров, немедлен[ного] созыва УС [87] и исполнения обещания о передаче земли земельным комитетам. Это и стало нашей программой в Предпарламенте, где довольно скоро часть оборонцев с Фед[ором] Ильичом (Церетели и Чхеидзе уехали на Кавказ) [88] пошли более или менее с нами. Разложение армии, приближение экономич[еского] банкротства сделали, наконец, свое дело – начали убеждать самых упорных. В комиссии по обороне воен[ный] министр Верховский [89] заявил, что положение таково, что надо заключать немедленно хотя бы сепаратный и позорный мир. Морской мин[истр] Вердеревский [90] его поддержал, «экономические» министры (Коновалов [91], Гвоздев [92], Прокопович [93]и пут[ей] сооб[щения] Ливеровский [94]) склонялись к тому же. На этот раз еще Терещенко удалось свергнуть Верховского, благодаря новой слабости Дана, Скобелева, Года [95], Авксентьева [96] и пр[очих], но уже брешь была пробита. Даже Кускова [97], часть трудовиков [98] и правых эсеров (конечно, Потресов [99] и Ортодокс [100] [Аксельрод] оставались верными программе «jusqu'au bout» [101]) решили сделать энергичный шаг. 24 окт[ября] была принята Предпарламентом (всей левой стороной, кроме части трудовиков и плехановцев при воздержании нескольких оборонцев) резолюция о начатии немедленных переговоров об общем мире. Делая это, думали предотвратить острый конфликт с съездом Советов, который должен был открыться 25 [-го] и обсуждать о переходе «всей власти Советам». Но уже было поздно. В ночь на 25[-е] ленинский «военно-революц[ионный] комитет» [102] занял ряд «стратегических» позиций своими матросами и солдатами, и утром Петроград узнал о совершившемся захвате власти. С технической стороны предприятие было проведено артистически, а «боеспособность» прав[ительст]ва Керенского, который еще накануне заявил в парламенте, что «все меры приняты», что «всякая попытка будет тотчас же раздавлена» и т. д., оказалась равной нулю.
Все это произошло
