Вполне возможно, именно соседству семейного очага с незарастающей язвой Хитровки Савва Тимофеевич был обязан своим «либерализмом» и размышлениям о судьбах рабочего класса. Этот богатый купец, с пеленок носивший звание потомственного почетного гражданина, был не понаслышке знаком с общественным расслоением… Впоследствии идея будущей книги Гиляровского «Москва и москвичи» — «показать нашу Белокаменную не только с парадной стороны», чтобы «…отцы города наконец обратили внимание на благоустройство», — вызовет горячее одобрение С. Т. Морозова. В этом однажды признался сам «дядя Гиляй» (прозвище В. А. Гиляровского). Более того, именно С. Т. Морозов даст Владимиру Алексеевичу совет относительно того, в каком тоне следует писать книгу: «Не старайтесь особенно разоблачать… Просто спокойно этак изобразите всю ту грязищу материальную и нищету духовную, в которых москвичи живут издавна. Например, про Хитровку, мне хорошо знакомую еще с детства, расскажите. Словом, пристыдите отцов города».[46]
Благодаря близкому к Хитровке расположению «дома под золотой крышей» Савва и Сергей с раннего детства жили относительно замкнуто. Общались они в основном с членами семейства и прислугой, а также гувернерами; изредка выезжали с родителями в город. Это укрепляло обоюдную привязанность братьев. Даже когда они подросли и обзавелись постоянными приятелями из числа купеческих отпрысков, «Савва всегда опекал Сережу, а Сережа с обожанием смотрел на брата, в котором всегда была его поддержка». Сергей «полностью доверял брату при решении всех вопросов». Впрочем, так не могло продолжаться вечно: рано или поздно мальчики должны были выйти из-за надежных стен морозовского особняка, чтобы окунуться в бурную московскую жизнь.
Как уже говорилось, приглашение гувернеров было лишь первым шагом на пути к европеизации купеческих отпрысков. Дома Морозовы-младшие получили базовые знания, однако вскоре выяснилось, что для преуспеяния в современном мире этого недостаточно. Поэтому вторым шагом стала отправка сыновей в среднее учебное заведение — гимназию. Купечество впервые, по собственной воле, давало сыновьям возможность выйти за пределы традиционного «семейного» обучения. Родители, по-видимому, даже не предполагали, что сыновья могут в итоге отдалиться от них на весьма значительную дистанцию — гораздо большую, нежели та, которая пролегала когда-то между ними и их собственными отцами. Не следует забывать, что в гимназиях будущие купцы не только учились, но и, пребывая вне семьи, отрывались от своих сословных патриархальных ценностей. Зато они наблюдали за сверстниками из других сословий, с другими жизненными ориентирами; благодаря этому в их сознании стиралась привычная грань между «хорошо» и «плохо», «принято» и «не принято», «дозволено» и «не дозволено».
Савву и Сергея Морозовых определили в одну из лучших московских гимназий, — «что у Покровских ворот», а именно Московскую 4-ю гимназию — привилегированное учебное заведение для мальчиков при Московском дворянском институте. Занятия здесь вели выдающиеся педагоги: «агрохимик Д. Н. Абашев, физик Н. А. Любимов, литературовед, ректор Московского университета Н. С. Тихонравов» и др. Обучение стоило недешево, 30 рублей в год,[47] и было доступно лишь детям состоятельных родителей, прежде всего дворян и купцов. Трудно сказать, сколько лет мальчики провели в стенах этого учебного заведения. Доподлинно известно, что Савва Тимофеевич окончил курс обучения в мае 1881 года. В литературе можно найти утверждение, что он (а значит, и его брат) учился в гимназии шесть лет.[48] Однако это неверно.
Обучение братьев Морозовых в гимназии пришлось на период действия нового устава гимназий, который был выработан министром народного просвещения графом Д. А. Толстым и вступил в силу 30 июля 1871 года (действовал до 1893-го). Согласно этому уставу, целью классических гимназий (в которых изучалось два древних языка) являлись общее образование и подготовка к поступлению в университет. В ту пору гимназический курс состоял из семи классов, но седьмой — с двумя годичными отделениями (с 1875 года гимназии стали восьмиклассными). При каждой гимназии имелся приготовительный класс. Таким образом, даже если мальчики не посещали подготовительных занятий перед поступлением в гимназию, они провели в ее стенах не менее семи лет. Это подтверждается копией аттестата зрелости, полученного Саввой Морозовым по окончании гимназии. Правда, в документе формулировка довольно расплывчата: «Дан сей [аттестат] Морозову Савве, старообрядческаго вероисповедания, из потомственных почетных граждан… обучавшемуся шесть лет в Московской IV-й гимназии и пробывшему 1 год в VIII классе».[49] По-видимому, обучение всё же длилось семь лет, а нечеткость формулировки (вернее, «исчезновение» 7-го класса) объясняется изменениями в гимназическом уставе (1875). В противном случае придется предположить, что они закончили гимназию экстерном, но такое случалось редко. Таким образом, на момент зачисления в первый класс гимназии, во второй половине 1874 года, Савве Тимофеевичу должно было исполниться 12, а его брату — 11 лет. Они были «приходящими» учениками, то есть, в отличие от пансионеров, приходили в гимназию только на время уроков, остальное же время проводили дома. Впрочем, в будни почти все вечернее время занимала подготовка уроков.
Основой гимназического быта являлась строгая дисциплина. Учебный год начинался в середине августа (хотя основные предметы преподавались с 1 сентября) и заканчивался в конце мая. Занятия начинались в девять часов утра и длились пять с половиной часов. Продолжительность одного урока составляла 55 минут, причем каждый день ученики посещали пять уроков. После третьего урока полагался завтрак. Вот как современные исследователи описывают гимназический быт: во время большой перемены «пансионеры шли в столовую, а приходящие гимназисты завтракали тем, что принесли с собой… Существовала… система наказаний: нерадивых учеников задерживали после уроков на час-два, и они выполняли в классе задания на следующий день. Если это не помогало, то ближайшее воскресенье провинившийся проводил в гимназии. Здесь он должен был отстоять в церкви божественную литургию вместе с пансионерами, а затем сесть за приготовление уроков. Не в меру расшалившихся на уроках ставили в угол или выставляли в коридор».[50] За поведением и успеваемостью учеников следили классные наставники, обязанности которых заключались в том, чтобы «наблюдать за успехами, развитием и нравственностью учеников и быть как бы ближайшими посредниками между школой и семьей».