Ознакомительная версия.
Ранний горестный опыт внезапного успеха и быстрого развенчания навсегда останется в памяти писателя. Позднее он скажет об этом в «Неточке Незвановой» словами своего литературного героя, выдающегося скрипача: «Таланту нужно сочувствие, ему нужно, чтоб его понимали; а ты увидишь, какие лица обступят тебя, когда ты хоть немного достигнешь цели. Они будут ставить ни во что и с презрением смотреть на то, что в тебе выработалось тяжким трудом, лишениями, голодом, бессонными ночами… Ты будешь один, а их много; они тебя истерзают булавками».
Достоевский и кружок Петрашевского
В 1846 году после разрыва отношений с Белинским и его соратниками Достоевский вошел в философско-литературный кружок братьев Бекетовых, членами которого были друзья Достоевского – А. Н. Плещеев, А. Н. и В. Н. Майковы, Д. В. Григорович. Весной 1847 года Достоевский познакомился с социалистом-утопистом М. В. Буташевичем-Петрашевским. Сторонник утопического социализма Фурье, организатор первого социалистического кружка в России, замечательный оратор, ученый-пропагандист, поражавший своей эрудицией в социальных вопросах, Петрашевский быстро завоевал симпатию Достоевского. Сверстник писателя, он после окончания Петербургского «бывшего Царскосельского лицея» служил в МИД, имел библиотеку из запрещенных книг, которыми охотно делился с друзьями. Брал книги у Петрашевского и Федор Михайлович. Главным образом это были труды о так называемом христианском социализме и о коммунизме. Вскоре молодой писатель начал посещать «пятницы» Петрашевского, а зимой 1848/49 года – кружок поэта С. Ф. Дурова, состоявший также в основном из петрашевцев (так, по имени организатора кружка, называли себя члены общества, которое в Петербурге 40-х гг. XIX века было одним из известных).
Члены кружка читали на своих собраниях труды социалистов-утопистов (особенно Ш. Фурье), статьи А. И. Герцена, обсуждали идеи социализма и критиковали существующий в российском государстве строй. Главными темами обсуждений были в то время крепостное право, реформы суда и печати.
Общество Петрашевского наследовало идеи декабристов. Но состояло оно уже не только из дворян, но и из разночинцев. Какое же место занимал среди них Достоевский? Русский географ и ботаник П. П. Семенов-Тян-Шанский писал, что «революционером Достоевский никогда не был и не мог быть». Слишком мало общего было у писателя с петрашевцами. Не исключено, как предполагают некоторые исследователи, что, если бы не арест, писатель со временем отошел от петрашевцев, как он отошел от Белинского. Он был сторонником отмены крепостного права и отмены цензуры над литературой, но, в отличие от остальных петрашевцев, являлся ярым противником насильственного свержения существующей власти. Уже после ареста, на допросе в Следственной комиссии по делу петрашевцев, Достоевский об учении социалиста-утописта Ш. Фурье сказал так: «Фурьеризм – система мирная: она очаровывает душу своей изящностью… Привлекает к себе она не желчными нападками, а воодушевляя любовью к человечеству. В системе этой нет ненавистей… Реформы политической фурьеризм не полагает: его реформа – экономическая. Она не посягает ни на правительство, ни на собственность…» Тем не менее, в 1848 году Достоевский вошел в особое тайное общество, организованное наиболее радикальным петрашевцем Н. А. Спешневым, «имевшим уклон к коммунизму». Среди членов кружка он был одним из самых выдающихся. Поэт Плещеев признавал его «самой замечательной личностью из всех наших». Революционная программа спешневской организации включала в себя создание распорядительного комитета из самых влиятельных членов кружка и организацию тайной типографии.
Арест. Достоевский под следствием
В апреле 1849 года на одной из «пятниц» Петрашевского Достоевский зачитал запрещенное тогда знаменитое письмо В. Г. Белинского к Н. В. Гоголю. Чтение этого «преступного» письма впоследствии стало одним из главных пунктов обвинения писателя. 22 апреля 1849 года, в день, когда состоялось последнее собрание тайного общества, было завизировано секретное предписание III Отделения Собственной его императорского величества канцелярии об аресте Достоевского. А ранним утром следующего дня в числе других петрашевцев он был арестован и заключен в Алексеевский равелин Петропавловской крепости. Началось следствие по делу петрашевцев. На первом же допросе Достоевский заявил: «Я вольнодумец в том же смысле, в котором может быть назван вольнодумцем и каждый человек, который в глубине сердца своего чувствует себя вправе быть гражданином, чувствует себя вправе желать добра своему отечеству, потому что находит в сердце своем и любовь к отечеству и сознание, что никогда ничем не повредил ему».
Арест и заточение в тюрьму, где содержались важнейшие государственные преступники, не сломили волю писателя: «Вижу, что жизненности во мне столько запасено, что и не вычерпаешь», – писал он в крепости в одном из посланий к брату.
За девять месяцев, проведенных в ожидании суда, Федор Михайлович интересовался всем тем, что происходило на свободе. Больше всего заботился он, по-видимому, не о своей собственной судьбе, а о судьбе брата Михаила, человека уже семейного и по ошибке арестованного вместе с ним. Вот что писал Достоевский ему из крепости: «Я несказанно обрадовался, любезный брат, письму твоему. Получил я его 11 июня. Наконец-то ты на свободе, и, воображаю, какое счастье было для тебя увидеться с семьей. То-то они, думаю, ждали тебя! Вижу, что ты уже начинаешь устраиваться по-новому. Чем-то ты теперь занят и, главное, чем ты живешь? Есть ли работа и что именно ты работаешь? Лето в городе тяжело! Да к тому же ты говоришь, что взял другую квартиру и уже, вероятно, теснее!..» Сам Достоевский «не унывает». «Конечно, – пишет он, – скучно и тошно, да что же делать? Впрочем, не всегда и скучно. Вообще, мое время идет чрезвычайно неровно, – то слишком скоро, то тянется. Другой раз даже чувствуешь, что как будто уже привык к такой жизни и что все равно. Я, конечно, гоню все соблазны от воображения, но другой раз с ними не справишься, а прежняя жизнь так и ломится в душу с прежними впечатлениями, и прошлое переживается снова. Да, впрочем, это в порядке вещей. Теперь большей частью ясные дни и немного веселее стало. Но ненастные дни невыносимее. Каземат смотрит суровее… Времени даром я не терял: выдумал три повести и два романа; один из них пишу теперь, но боюсь работать много!.. Сплю я часов 5 в сутки и раза по четыре в ночь просыпаюсь. Всего тяжелее время, когда смеркается, а в 9 часов у нас темно… Как бы я желал хоть один день пробыть с вами! Вот уж скоро три месяца нашего заключения; что-то дальше будет. Я только и желаю, чтобы быть здоровым, а скука – дело переходное, да и хорошее расположение духа зависит от меня одного. В человеке бездна тягучести и жизненности, и я, право, не думал, чтобы было столько, а теперь узнал по опыту…»
Ознакомительная версия.
