Париж начала XIX века выглядел далеко не таким, каким мы его знаем в наши дни, — во многих отношениях наследием префекта Османа. Кроме собора Парижской Богоматери, самой старой части Лувра, Пантеона (которому при Реставрации вернули первоначальное название — церковь Святой Женевьевы), построенного при Людовике XIV, и Дома инвалидов, окружённых по большей части трущобами, ни одного из примечательных строений, формирующих облик современного Парижа, ещё не существовало. Город располагался между Большими бульварами на севере и бульварами Госпитальным, Сен-Марсель и Монпарнас вплоть до Дома инвалидов — на юге, на левом берегу Сены. Дальше шли уже предместья.
То, что называлось долиной Гренель, было пустырём. Вожирар — деревенькой, где в теперешнем одиннадцатом округе жители возделывали огороды. Таких больших магистралей, как бульвар Сен-Мишель или Севастопольский, не существовало. Центр города являл собой хитросплетение тесных, зачастую зловонных улочек, увлекательные картины которых накануне и во время революции оставили нам Ретиф де ла Бретонн и Луи Себастьен Мерсье.
Посреди площади Бастилии возвышался гипсовый слон — остаток монумента, который в годы империи планировали там возвести. Позднее Гюго поместил в чрево этого слона знаменитый эпизод «Отверженных».
С тех пор как по распоряжению Наполеона был прорыт Уркский канал, в Париж стало поступать больше пресной воды. Инженер Сюрвиль, муж Лоры, работал на техническом обслуживании этого канала. Как все великие властители, Наполеон мечтал преобразить столицу и распорядился украсить её монументальными постройками, от которых остались только романтические проекты, на осуществление которых ему не хватило времени, возможно, к счастью для нас. Император успел отметиться в Париже несколькими мостами, помеченными буквой «N». Начали строить Триумфальную арку, но только при Реставрации работы по её возведению были ускорены…
Площадь Согласия, уже украшенная великолепными постройками Габриеля, возведёнными при Людовике XIV, была пустырём. Поговаривали, что тягловый скот тревожно мычал, когда его гнали через то место, где когда-то находилась гильотина, — настолько земля там была пропитана кровью. Елисейские Поля были подобием рощи, где днём народ прогуливался и глазел на странствующих акробатов, но по ночам старался держаться от них подальше: место считалось опасным из-за процветавшей там проституции. Нынешняя авеню Монтеня называлась Алеей вдов, что говорит само за себя.
В 1815 году именно там квартировали русские казаки, оставившие по себе у парижан долгую память.
Здесь совершалась история. В коллеже ораторианцев, разумеется, не было слышно топота солдат на марше и громко оглашаемых победных бюллетеней. Можно не сомневаться, что за семейным столом у Бальзаков обсуждали политические события, так как положение Бернара Франсуа обязывало быть угодным властям, какими бы те ни были. Несчастный и кошмарный поход на Москву стал началом конца империи. Из соседей Франции императорским орлам так и не покорилась Испания, англичане высадились в Португалии. В 1813 году коалиция, образованная Пруссией, Россией, Англией и Австрией, нанесла поражение императору под Лейпцигом. Стало быть, можно его победить? На следующий год, сопротивляясь противнику, который решил покончить с их повелителем, французские войска сражались уже на своей территории: Шампобер, Монмирай, Шато-Тьери… Знатоки военной стратегии утверждают, что никогда прежде военный гений маленького лейтенанта-корсиканца не поднимался до таких высот. Возможно, они правы, но не было никакого смысла жертвовать своими жизнями, и французы это уже понимали. Ещё лучше это понимали француженки, ибо ненасытный людоед, сожравший их братьев и мужей, теперь забирал их детей.
31 марта союзники вошли в столицу. 6 апреля Наполеон отрёкся от трона, и Людовик XVIII, ожидавший исхода событий в Бельгии, вернулся в Париж.
Не прошло и года, как, обманув сторожевые корабли союзников и шпионов, Наполеон бежал с острова Эльба. Высадившись на материке, он был с восторгом встречен тем самым народом, который всего за несколько месяцев до того его освистывал. В его поддержку собирались толпы. Маршал Ней, успевший между делом присягнуть монархии, поменял взгляды и бросился к ногам императора, за что впоследствии заплатил своей жизнью. Король Людовик XVIII бежал, Наполеон снова взял бразды правления в свои руки. Но попытка оказалась тщетной. Сто дней спустя Наполеон был разгромлен при Ватерлоо. Последняя битва Цезаря стоила Европе ещё нескольких тысяч человеческих жизней…
На этот раз Францию решили привести к покорности. Подумывали даже о том, чтобы разделить её надвое, создав на юге отдельное королевство со столицей в Тулузе. На трон прочили герцога Ангулемского, племянника короля.
Союзники вновь окружили Париж. Трудно себе представить, до какой степени это тревожило парижан. Когда-то святая Женевьева, которую считали покровительницей города, своими молитвами отвела от него орды Аттилы. Никогда прежде на людской памяти Париж не был захвачен врагом! Немного позднее, при Луи Филиппе, в столице были взведены новые укрепления, те самые знаменитые «фортифы», на месте которых в 1960-е годы проложили окружную дорогу.
Такова была обстановка в годы отрочества Оноре де Бальзака. Рухнувшая империя оставила Францию потерпевшей военное поражение и глубоко разделённой четвертью века смуты. Более миллиона французов моложе двадцати лет погибли на полях сражений. Страна была на пороге гражданской войны. Участились случаи сведения счётов, скоротечных судебных процессов. Позднее Дюма поместит в эту неспокойную эпоху завязку своего романа «Граф Монте-Кристо».
То было время «белого» террора, который, впрочем, был не таким массовым, как о нём говорят. Людовик XVIII, проведя значительную часть своей жизни в изгнании, далеко не всегда комфортном, желал спокойствия и стремился по мере возможности умерить реваншистский пыл части своего окружения, начиная с графа Артуа, который вскоре стал королём Карлом X. Людовика XVIII называли эгоистом, посредственностью, человеком осторожным до трусости. Это вполне справедливо, но именно благодаря этим слабостям он оказал услугу Франции, которая в тот момент нуждалась в чём угодно, только не в разгуле страстей. Ему первому удалось установить в стране буржуазный парламентский режим. Тот, кого французы высмеивали и называли «толстым боровом», по крайней мере принёс им мир.
За 25 лет в стране произошло много такого, что было немыслимо при старом режиме. Сыновья ремесленников становились маршалами империи, новыми дворянами, носившими звучные титулы, собранные по всей Европе: герцог Эльхингенский, герцог Отрантский, князь Московский! Крестьяне, прибравшие к рукам национальное имущество, наживали большие состояния. Неведомого происхождения буржуа, приехавшие из своих провинций, голосовали за казнь потомка Людовика Святого. Все те, кто имел веские основания страшиться Реставрации, становились ревностными сторонниками имперской диктатуры. Благодаря ей за какие-нибудь 15 лет французские товары вышли на рынки всей Европы, а армейские поставщики нажили миллионы.
