Он только головой покачал в раздумье.
Через какое–то время я стала замечать — Сережа, собираясь на охоту, прячет в карман блокнотик или просто лист бумаги и огрызок карандаша. Конечно, я ничего не спрашивала. Ждала.
Сергей очень любил Есенина. Особый восторг вызывало стихотворение, несколько последних строк из которого он постоянно повторял и даже напевал:
Жизнь моя, иль ты приснилась мне?
Словно я весенней гулкой ранью
Проскакал на розовом коне…
И словно оправдываясь, восклицал:
— Нет, ты только вникни — образ–то, образ–то какой!.. «Проскакал на розовом коне!..»
— Очень поэтичный, есенинский, — отвечала я. — Но нельзя же так без конца повторять и «затаскивать» эти строчки. Ты же их совершенно «замучил»…
Он посмотрел на меня с каким–то «своим», неповторимым удивлением, — как мог смотреть только он: «А я об этом даже не подумал!..»
Часто мы понимали друг друга без слов.
Первые два четверостишия, которые он мне показал, были написаны для меня. И никто их никогда не читал, кроме меня.
А потом переписал из блокнота и из черновых бумажек несколько детских стишков. (Не только четверостишия — были и «полнометражные».) Положил их на стол и с несвойственной ему робостью проговорил:
— Вот, Галя, прочти и эти опусы… — и вышел на улицу. Я тоже немного волновалась, когда начала читать. Выбрала из них три, которые (с поправкой) вполне могли пойти для детского журнала или газеты. В выходной день мы вместе стихи отредактировали, и я уверенно сказала:
— Теперь посылай в «Золотые искорки» (детский журнал в Новосибирске).
Прошло немного времени, получаем из редакции ответ: «Уважаемый Сергей Павлович! Ваши стихи отданы на рецензию Е. К. Стюарт…»
Это было что–то необъяснимое, сверхъестественное!.. Отдать Е. К. Стюарт, такой известной поэтессе, стихи которой мы читали и в детстве, и в юности!
— Что же дальше–то будет?.. — волновался Сергей.
— Все будет хорошо, — успокаивала я его. — Стихи, которые послали, все- таки неплохие.
А через несколько дней пришло письмо от Е. К. Стюарт. Она сообщала, что одно стихотворение (название его и даже первые строчки я до сих пор помню — «Градусник») она рекомендовала в журнал «Золотые искорки». И просила присылать прямо на ее домашний адрес все, что у автора есть, а также писала, что ей хотелось бы увидеться лично и поговорить.
Радость у Сережи была непередаваемая, он с трудом во все это верил.
— Ну вот, заглянул к тебе твой розовый Пегас!.. — счастливо улыбалась я.
И он опять, с тем же удивлением смотрел на меня. Но молчал, будто боясь
что–то спугнуть.
Вскоре пришел ему вызов из института — на сессию. Собрала его в дорогу (на месяц), проводила. Одной стало еще труднее — и на работе, и с детьми.
Вскоре получила от Сережи подробное письмо (как и договаривались). Остановился он у своей двоюродной сестры. Но так как жила она тоже на квартире, да еще в частном доме, то свободное место оставалось только в сенцах, где стоял топчан, — на нем он и спал. Днем уходил в институт, в читальный зал. Когда сдал первый экзамен, позвонил Е. К. Стюарт (в письме она давала свой телефон).
«…Елизавета Константиновна пригласила меня прийти, вчера был у нее. Она уже пожилая, на 6 лет старше матери. Но очень живая, разговорчивая, интеллигентная. И старается держаться со мной (чтоб я не смущался) почти на равных. Даже зовет меня Сергей Павлович. Но чувствую, что в ее глазах я — «неотесанный чурбанчик». В первую очередь спросила, где я живу. Сказал. Она пришла в ужас.
— В сенях? Там же темно. А как вы готовитесь к экзаменам?
Я ответил, что в читальном зале.
— И сдали на?..
— На тройку, — сказал я уныло.
— Ничего страшного, — пошутила она. — Главное — сдать. И очень строго прибавила: — Сегодня же перебирайтесь ко мне. Вот я отдаю вам свою комнату. Поживем пока вместе с дочкой Ниной в ее комнате.
Я было запротестовал. Но она ответила тоном, не допускающим возражений:
— Прекратите!..
И я правда, не в этот же день, а на другой (у сестры постирал еще свои шмотки) пришел со своим чемоданчиком к Е. К. Стюарт. И все думаю: может быть, это сон?..
Е. К. подробно расспрашивала о тебе, Галя. Конечно, я хвалил. Рассказывал, как ты вталкивала меня в учебу, как заставила попробовать с детскими стихами и проч. Вечером пришла с работы ее дочь Нина — она одногодок с нами. Медик–рентгенолог. Пришли еще к ужину писатель Юрий Сальников и известный артист театра «Красный факел» Юрий Магалиф.
Е. К. познакомила меня с ними. И все держались со мной так же, как она. Конечно, здесь очень хорошо, но чувствую себя «не в своей тарелке», стесненно…»
Дальше, в письме, он спрашивал обо мне, о работе, о детях.
Я эти дни, особенно после письма, тоже была в волнении, хотя и приятном. Так неожиданно до невероятности все произошло, что трудно было поверить. Как будто явилась добрая фея, взмахнула волшебной палочкой, и мы очутились под ее покровительством.
Мы воспитывались строгими атеистами. Но все чаще появлялись раздумья
о чем–то непреходящем, вечном. О том — Кто или Что управляет всеми нами (что мы чаще называем судьбой). И просто ли это судьба?
Два этих первых письма, одно из редакции и особенно другое, от самой Е. К. Стюарт (с предложением присылать ей стихи — «все, что у автора есть»), дали Сергею такой стимул, такой толчок, что весь его артистический талант уверенно повернул в другое — поэтическое русло. И пошли из него детские стихи как из рога изобилия.
А когда поехал в Новосибирск на сессию, забрал их с собой — больше двух десятков. Правда, были и такие, которые явно никуда не годились. Но решили — пусть все что есть покажет, как и просила знаменитая в то время поэтесса.
Занялась этими стихами Е. К. после того, как уехал Сергей. Все подробно прорецензировала, разобрала каждый даже негодный стишок, объясняя все недостатки. Эту рецензию мы вскоре от нее получили (она до сих пор сохранилась).
И я не могла не написать Е. К. ответ с благодарностью. Потом получила от нее очень теплое письмо. Она хвалила и содержание полученного письма, и слог, и грамотность, и мою «сильную и мудрую» поддержку Сергею.
Вот так заочно познакомились мы с Е. К. Стюарт. И так до самого конца ее жизни мы переписывались с ней без перерыва — около тридцати лет. А с дочкой ее, Ниной, названной нашей сестрой, я переписываюсь, а чаще перезваниваюсь и сейчас.
