Врозь мы заучивали слова по словарю, вместе практиковались в разговоре, поочередно меняясь ролями пленного и ведущего допрос. Хотелось иметь побольше практики в переводе текстов. Но, увы, текстов-то у нас и не было. Моя хозяйка, видя мое усердие в занятиях немецким и понимая, из моих объяснений, чем оно продиктовано, жалела, что не сберегла оставшуюся от ее незваных постояльцев печатную продукцию.
- Да валялось же всего, - вспоминала она, - и газеты, и журналы, и книжки какие-то. Только я все пожгла, чтоб и духу того вражьего в доме не оставалось.
За неимением текстов мы с Рыкуном пробавлялись тем, что с великой тщательностью старались перевести пояснительные надписи, которые попадались нам то на ящике из-под консервов или боеприпасов, то на какой-нибудь порожней жестянке - везде в Березовке валялось еще довольно много такого добра, оставшегося от оккупантов. Восторгу моему не было границ, когда я случайно в щели за печкой в помещении березовской начальной школы, где при немцах помещалась комендатура, а теперь расположилась наша батальонная канцелярия, обнаружил затрепанную, без корочек, книжонку - наставление к немецкому легкому пулемету МГ-39. Вот на ней-то можно было потренироваться в переводе и заодно изучить, хотя бы теоретически, по описанию и чертежам, оружие врага - тоже, может быть, пригодится.
Но всех найденных пособий нам было мало. К поиску новых я подключил и свою хозяйку, попросив приносить мне все, на чем есть надписи по-немецки.
Однажды, когда я был дома, Ефросинья Ивановна подвела ко мне от смущения порозовевшую и прятавшую взгляд девушку лет восемнадцати, что-то сжимавшую в кулаке.
- Это Варя, племянница моя, - отрекомендовала неожиданную посетительницу моя хозяйка. - Да покажи, Варя, покажи! - тронула она племянницу за плотно сжатые пальцы. Девушка разжала руку, и я увидел на ладони небольшую круглую баночку, вроде тех, в которых продают гуталин.
- От немцев осталась! - объяснила Ефросинья Ивановна. - Барина подружка у себя в доме где-то нашла. Решили, что крем для лица, уж больно хорошо пахнет. Дело молодое, хочется красоту навести, - Ефросинья Ивановна улыбнулась, перед вашим братом военным. Хотели уж намазаться, да засомневались: почему нога нарисована. Что тут написано-то?
Я взял баночку. На крышке действительно была изображена розовая обнаженная ступня. А надпись под рисунком гласила, что в баночке содержится самый лучший, патентованный крем от пота ног.
- Горюшко мое! - воскликнула Ефросинья Ивановна, выслушав меня. - Злыдни ноги свои поганые мазали, а вы, девки, хотите тем кремом лицо себе паскудить!
Смущенная Варя порхнула ресницами, пролепетала:
- Спасибо вам, товарищ лейтенант! А то б мы... - и убежала.
Так мои труды по совершенствованию в немецком языке впервые оказались практически полезными. Что, конечно, явилось стимулом к дальнейшему совершенствованию.
Все мои товарищи с полным одобрением относились к нашим с Рыкуном занятиям немецким языком. Одобрял их и Собченко, говорил горделиво:
- В штабе полка переводчика и то нету, а у меня в батальоне - целых два! и высказывал опасение: - Еще отберут вас! Ну, обоих не отдам, если так одного оставлю.
Но Бабкин был иного мнения о наших занятиях.
- Я, конечно, понимаю, переводчики нужны, - говорил он. - Но охота вам этот фашистский язык изучать! На нем Гитлер свои приказы пишет, а Геббельс брешет.
- Но еще раньше на нем писал Карл Маркс! - пытались объяснить мы. - И Владимир Ильич Ленин прекрасно знал немецкий язык. На этом языке писали великие классики - Гете, Шиллер, Гейне, и мы их чтим, а фашисты жгут их книги! Наконец, это язык немецкого пролетариата!
- Так то когда? - не сдавался Бабкин. - Где он теперь, этот пролетариат?
- Ну и что! - настаивали мы. - Не все немцы фашисты.
- А бес их разберет! Форма-то у всех одна... Впрочем, практикуйтесь, если не противно. Начнем воевать, может, и пригодится.
В отличие от замполита, ординарец комбата Абросимов к нашим занятиям относился с великой подозрительностью. Косился, когда видел в моих руках какое-либо из наших пособий, допытывался:
- А кто разрешил вам немецкое читать? А где вам словарь выдали?
Наши шутливые разъяснения, что немецким занимаемся по приказу самого комбата, а словари купили за свои кровные, на Абросимова, как мы видели, должного впечатления не производили.
Как-то вечером, покончив с делами, я хотел было заняться немецким и полез за словарем в свой вещевой мешок, который висел в сенцах, где стояло мое ложе. Но в мешке, к моему удивлению, словаря не оказалось. Может быть, я положил его куда-то в другое место? Спросил хозяйку, ее дочек, не видели ли - нет, не видали.
- Может, из ваших заходил кто, как никого в доме не было, да взял? высказала предположение Ефросинья Ивановна. Зайти, разыскивая меня, конечно, мог кто-нибудь - например, присланный комбатом за мной Абросимов. Но кому может понадобиться словарь и зачем?
Так и пропал словарь.
Я поделился своей печалью с Рыкуном, и он ошарашил меня новостью: словарь исчез и у него.
Мы ломали голову над таким совпадением, но объяснить его так и не смогли.
Через день или два Собченко, отведя меня в сторонку, так, чтобы никто не слышал, сказал шепотом:
- Пойдешь туда, где штаб полка, спросишь капитана Печенкина. Только не распространяйся, что к нему идешь.
- А кто такой Печенкин?
- Особый отдел!
- Но зачем я ему?
- А я знаю? - Собченко пожал плечами. - Сам бы хотел знать. Если вернешься - расскажешь.
Если? - насторожился я. - Значит, могу не вернуться? Но почему?
Грехов за собой я никаких не знал, но все же заволновался.
В штабе полка мне сказали, в каком доме могу найти Печенкина, и вот я остановился у таинственных для меня дверей. Оправил гимнастерку, постарался дышать ровнее и придать лицу спокойное выражение, постучался.
- Войдите! - услышал я из-за двери и переступил порог.
Передо мной за столом сидел капитан в зеленой фуражке пограничника, перед ним лежали какие-то бумаги, в руке он держал ручку. Он вопрошающе посмотрел на меня. Я доложился.
- А! - сказал капитан, и сдержанная улыбка скользнула по его губам. - Вы действительно владеете немецким языком?
- Разговорной речью еще слабо, а со словарем переводить могу вполне. Только не очень быстро.
- А быстро и не надо, было бы верно. А кто из вас лучше переводит - вы или ваш товарищ Рыкун?
- Примерно одинаково.
- Ну раз одинаково, так и остановим свой выбор на вас. - Печенкин повернулся к подоконнику, на котором стопочкой лежали папки в одинаковых картонных корочках, покопался в них, достал три-четыре, протянул мне: - Как видите, немцы отступали так поспешно, что и канцелярию свою растеряли. Полистайте на досуге, посмотрите, не встречаются ли в этих бумагах фамилии местных жителей, которые пособничали немцам. Если обнаружите - прочитайте, в чем суть, и тогда придете и расскажете мне.
