Когда собрание закончилось, знакомые и незнакомые поздравили вновь принятого члена партии.
— Этот хлопец далеко пойдет, — говорили старые партийцы.
Домой Димитров вернулся поздно. Был он взволнован, задумчив. Он понимал, что взял на себя огромную ответственность, став членом партии «Отныне, — думалось ему, — я уже принадлежу не себе, а партии, которая может потребовать от меня всего, даже жизни».
Было ему тогда двадцать лет.
Приближалось лето 1903 года. Партия готовилась к своему X съезду, который должен был состояться в городе Русе. Димитр Благоев решил вместе со своими ближайшими сподвижниками Георгием Кирковым и Гавриилом Георгиевым дать решительное сражение оппортунистически настроенным мелкобуржуазным элементам в партии, которые пытались свернуть партию с ее верного пути идейного и организационного развития[5].
В маленькое клубное помещение на улице Кирилла и Мефодия шли и шли партийцы за инструкциями и информацией. Неутомимый Георгий Кирков, известный под кличкой «Мастер», как управделами партии, превратился в живой центр кипящей борьбы, мудро направляемой Димитром Благоевым, которого любовно звали «нашим Дедом».
И Дед и Кирков стояли за окончательное размежевание с «общедельцами», с оппортунистами. «Сейчас все на виду, и нет нужды скрывать, что социал-демократическое революционное сознание в партии замутнено и сама партия под тлетворным влиянием «широкого» невежества быстро идет к перерождению… Излишне скрывать зло…» — писал Кирков в журнале «Ново време». Все здоровое, честное готовилось, по выражению Д. Благоева, к «ампутации».
В тот летний день Дед медленно поднялся по узкой деревянной лестнице клуба и вошел в комнату управделами. Пришел он сюда, чтобы просмотреть последнюю корректуру редактируемого им журнала «Ново време». Дед был настолько поглощен своими мыслями, что сел за стол, не сняв шляпы, с привычной палкой в руке. В комнате было тихо, и лишь время от времени сюда долетали звуки песни, которую репетировал хор в нижнем этаже партийного клуба.
Лицо у Деда было уже тронуто морщинами, на грудь свисала длинная патриаршая борода, начинавшая седеть. Лицо его выдавало человека сильной воли и уравновешенной мысли. Родился он в 1856 году в селе Загоричене Костурской околии в Македонии, с молодых лет испытал горечь тяжкой жизни сапожника в Константинополе, табачного работника в Салониках, бедного ученика в Адрианополе, семинариста в Одессе, голодающего студента в Петербурге…
В Петербурге Благоев познакомился с социалистическим движением, с учением Карла Маркса. В 1885 году он был выслан из России как «нежелательный иностранец». Благоев вернулся в Болгарию. Здесь вместе с женой Велой Живковой начал издавать журнал «Съвремененний показател», который положил начало марксистской пропаганде в Болгарии. Гонимый за свои социалистические убеждения из города в город, Благоев разносил семена социализма по всей стране. Он стал «общепризнанным родоначальником марксизма и рабочего социалистического движения в Болгарии, основателем нашей партии».
В 1903 году Благоев находился в расцвете своей политической деятельности, к нему были устремлены взоры болгарских рабочих.
…Просмотрев корректуру, Благоев только тогда заметил, что он не расставался со своей палкой. Улыбнувшись, он прислонил ее к столу и загляделся в раскрытое окно. Ветер легонечко играл его бородой, освежал усталое лицо.
Было о чем задуматься Деду. В памяти всплыли споры с мелкобуржуазными интеллигентами, которые хотели выхолостить из партии ее классовый характер, превратить ее в сборище отвлеченных гуманистов и проповедников, широко раскрыть двери партии для всех желающих. Совсем недавно пятьдесят человек из софийской организации отделились от широких и просили Центральный Комитет признать их за подлинную социал-демократическую организацию[6].
Вспомнив все это, Благоев нахмурился. «На этот раз надо обязательно разделиться, — сказал он себе, — никаких компромиссов, никаких уступок! Печатники подали пример…»
Дверь открылась, и в комнату вошел Мастер — Кирков. Был он тоже утомлен, тяжело дышал. Бросил портфель на стол, вытер пот с лица и, взглянув на неубранные листы корректуры, радостно спросил:
— Выйдет к съезду?
— Должно выйти, — ответил Дед. Помолчав, он добавил: — А как наша молодежь? Готовится?
— Настроение отличное, — ответил Кирков, — одного только недостает — кадров. Кадров, вышедших из рядов самого рабочего класса.
— Да, это серьезная наша слабость, — согласился Благоев. — А что ты скажешь о наших оппортунистах? Далеко ли они уйдут по тому пути, по которому пошли?
— Не дальше как до дверей парламента, — ответил Кирков.
— И я так думаю… Это их цель — стать лакеями буржуазии. — Благоев поморщился и добавил: — Впрочем, это не может быть для нас безразличным, они ловкие демагоги.
Кирков занялся только что полученной почтой, делал какие-то пометки карандашом, но и одновременно внимательно слушал Благоева.
— Первая и важнейшая задача партии, прежде чем обратиться к более широкой деятельности, — говорил Благоев, — это укрепиться в своей естественной среде — рабочем классе. Основой и передовым отрядом социализма должен быть никакой иной класс или прослойка, кроме как рабочий класс. Это должно быть понято всеми, кто хочет бороться за социализм в нашей стране.
— Знаешь, — неожиданно прервал его Кирков, — большинство отклонило резолюцию. Тогда 50 человек, главным образом рабочие, покинули собрание и образовали новую софийскую организацию партии. Среди них был и Георгий Димитров. Событие это привело к окончательному расколу партии, из среды рабочих-печатников выявляются надежные молодые люди. Надо кое о ком из них серьезно позаботиться.
— Правильно, Нужно это сделать, и немедленно. Кстати, что ты скажешь о Димитрове?
— О нем я и думаю, — ответил Кирков, — его имел в виду. Это способный молодой человек, с ясной и здравой мыслью. Хорошо пишет и хорошо говорит. Проявил на профсоюзной работе замечательные организаторские способности.
Благоев одобрительно кивал головой. «Вот что может дать рабочий класс! Неисчерпаемые силы таит он в себе», — подумалось ему в те минуты. А вслух сказал:
— Партия должна стать пролетарской не только в принципе, но и по составу, господствовать в ней должно рабочее большинство.
Благоев поднялся, взял палку и направился к выходу. Кирков вышел его проводить. У лестницы, прощаясь, Благоев спросил:
— Ну, как идет твоя поэзия?
— Идет, товарищ Благоев, — ответил Кирков.
