Теперь политическая обстановка резко изменилась, снаряжаться в экпедиции стало труднее. Что удается достать натурой начальнику экспедиции, сказать трудно: все зависит от связей, знакомства, протекции и дипломатических способностей организатора.
[…] Не следует игнорировать газет, но к сообщаемым репортерами сведениям надо относится с некоторой долей недоверия. В особенности не надо доверяться статьям анонимным, без подписи, или подписанными под кличкой «свой», «наблюдатель», «проезжий», «обыватель» и т. п. Эти лица получают по 3 коп. за строчку и часто врут вследствие привычки врать во всем, чтобы заработать на числе строк, и для того, чтобы придать большой интерес своему сообщению.
Если экспедиция предполагает быть длительной, например, двухлетней, то нужно подумать о том, какие технические специальности будут иметь ее участники, кроме специальностей научных. Не следует гоняться за специальностью, но обращать внимание на нравственные качества человека. Так, один из помощников берет на себя слесарное дело, другой — столярное, третий — шорное, четвертый — ковку лошадей и кузнечное дело. Каждый из них поступает в ученики к столяру, слесарю, кузнецу, шорнику. За обучение их можно заплатить из средств экспедиции. Сам я лично взял на себя ковку лошадей, а другой раз — медицину.
В 1928 г. под руководством В.К.Арсеньева проходили съемки кинофильма «Лесные дали»
Ковке лошадей я обучался в Приморской учебно-лечебной кузнеце, а медицинскому делу в госпиталях при посредстве знакомых мне врачей. Курс ковочного дела я прошел в два месяца, а фельдшерско-санитарный с перерывами в четыре месяца. Во время путешествий у меня был кузнец, привыкший портить копыта лошадей. Мои знания мне очень пригодились. Не раз мне приходилось накладывать швы и людям, и вьючным животным. Помню, один раз ко мне прибежал старовер, сын которого топором порубил ногу. Я зашил рану, оставив отверствие на случай, если произойдет нагноение. Другой раз я лечил мальчика от укуса ядовитой змеи, вылечил женщину, у которой в груди застоялось молоко и получились большие нарывы. Помню случай, когда ко мне пришел молодой китаец с проломленной головой. Раздробленные мелкие кости почернели и загноили. Я обрил ему голову, вынул все отмершие кости черепа, обрезал гнойное кольцо вокруг раны. Там обнаружился пульсирующий мозг под оболочкой. Наложив повяку, я надел ему на голову коробку из толстой бересты. Когда рана затянулась, китаец ушел из отряда. Случаев первоначальной хирургической помощи в своем отряде было много.
Из неизданных дневников В.К.Арсеньева
Дисциплина в отряде должна быть не по форме, а по духу. Это происходит само собою, как только отряд очутится в поле. Мною лично не разу не приходилось налагать дисциплинарных взысканий. Наоборот, приходилось останавливать людей от излишнего усердия. Проводники насколько бывают полезны, настолько же вредны. За ними надо следить в оба и недоверяться. Не брать патентованных проводников и переводчиков. Люди эти начинают торговать вашим именем. Такой переводчик начинает держать себя барином в отряде, прикрикивать на рабочих и тогда туземцы начинают считать его начальником экспедиции. Пример, солдат (экспедиции 1906 г.) Анофриев, которого считали начальником экспедиции, а меня писарем. Им не надо давать денежных поручений, покупку вьючных животных, продовольствия и т. д. Инородец, вкусивший культуры, непременный плут, выжига и проходимец. Таких проводников всегда надо избегать. Какую бы вы ни дали плату патентованному переводчику, он все-таки будет плутовать и при слабом обращении совсем сядет на шею. С этими господами нельзя сантиментильничать, иначе обманы будут расти прогрессивно и дело может закончиться катастрофой. Не надо допускать секретных разговоров с переводчиками. Это всегда производит неблагоприятное впечатление на чинов отряда и на местное население. Лучше всего ждать случая, когда судьба сведет вас с кем-либо из туземцев, говорящих по-русски. Если этого не случилось, то рекомендую брать проводников от места до места…» Отбою от желающих посещать лекции Арсеньева не было.
В ноябре 1921 года Арсеньева назначили — по его просьбе — на должность инспектора Гижигинского района. Территория этого района, лежащего между рекой Ирет на западном берегу Пенжинского залива и рекой Лесновской на полуострове Камчатка, представляла для исследователя особый интерес в этнографическом и статистическо-экономическом отношениях. Летом 1922 года Арсеньев совершил поездку по этому району.
23 июня 1922 г. Владимир Клавдиевич с борта парохода «Кишинев» проводил взглядом Владивосток, растаявший в туманной ночной мгле. Через месяц плаваний пароход «Кишинев» бросил якорь в Тауйской губе. Там Владимир Клвдиевич узнал новость, которая его встревожила: в районе действовала банда атамана Бочкарева. 31 июля 1922 г. Арсеньев записал в своем дненике: «В 8 часов утра я высадился на берег. Жуткое чувство закралось в сердце, когда я увидел удаляющийся пароход. Я долго стоял на берегу и смотрел долго, смотрел до тех пор, пока он не стал маленьким, едва заметным и, наконец, не скрылся за мысом. Тогда я пошел по берегу к единственному жилому домику, расположенному на длинной косе, отделяющей лагуну от губы. Лагуна эта миль 15 длиной и десять миль шириной. Когда пароход ушел, я почувствовал себя отрезанным от мира».
Хотя исследования не шли в голову, Арсеньев вычертил карту местности, наблюдая за горизонтом — не покажется ли «Пенжина». Наблюдение за морем на несколько дней стало любимым занятием шести человек, которым волею судьбы пришлось жить в маленькой избушке на косе, ожидая шхуны «Пенжина». В полдень 8 августа кто-то прибежал в избушку с криками: «Парус, парус!» Все выскочили на берег. Действительно, шхуна под белым парусом уже подходила к косе. Увы, это была не «Пенжина». На борту корабля ясно читалось его название: «Святой Михаил». Вскоре с нее спустили шлюпку, на которой на берег съехали три человека. Они оказались членами одного из белых отрядов, которых немало было в то время на Дальнем Востоке. Уже на берегу они назвали Арсеньеву свои имена: Мочалов, Вергазов и капитан Петров. Они рассказали, что в отряде атамана Бочкарева произошел переворот. Главаря связали и посадили в якорный ящик. Задержанная атаманом Бочкаревым «Пенжина» освобождена и должна скоро прийти в Ямскую губу.
Следующие дни прошли в тревоге и пустых разговорах: придет ли «Пенжина», а если нет, что делать дальше? Впервые Владимир Клавдиевич не хотел заниматься исследованиями. Да и мрачная погода — солнечных дней совсем не выдавалось — создавала гнетущее настроение. Лишь один раз он сходил на день к тунгусам Уяганского рода на р. Молкаган и записал их сказания, но тотчас же после разговора с ними вернулся на берег. А вдруг пришла шхуна?
