Но сексуальная жизнь Карлоса Кастанеды — предмет, полностью отличающийся от других. Он сделал секс действенной составляющей своей философии, письменного творчества, речей и интервью, активно проповедуя целибат и рассуждая о сексе как о магическом акте. Осмысленное обсуждение жизни, трудов и влияния Кастанеды было бы неполным без открытого обсуждения его убеждений, касающихся этого вопроса и его собственных действий. Если вы верите во что-то, то действуйте, так как, по его мнению, только те достойны восхищения, у кого слова не расходятся с делом.
Есть ли влиятельные фигуры в двадцатом столетии, которые бы придерживались сходных взглядов на эти вещи? Вспоминается Эйн Рэнд (король эксцентрики), Шри Раджниш (один наш ученик из внутреннего круга, как я позже выяснила, вышел из его гарема), возможно, Симона де Бовуар, Брехем Младший и другие сексуальные утописты.
Отказываясь от сексуальной разрядки — мастурбация запрещалась как вид взаимодействия в мире магов, — Карлос мог наблюдать и, возможно, управлять накопленной энергией, созданной при помощи сублимации, перепросмотра и пассов тенсегрити.
Мне были неинтересны подобные эксперименты, и, несмотря на все наши конфликты и усиливающуюся несовместимость, Карлоса и меня неудержимо влекло друг к другу сексуально. Это продолжалось до моего изгнания с занятий, которое совпало с ухудшением его физического состояния. Его диабет сопровождался осложнением — потере мужской силы. Однажды, будучи не способным достичь эрекции, — побочный эффект тяжелого диабета, — он разъярился: «Это твоя вина!»
Частота наших интимных встреч сильно менялась за эти годы, от месячных перерывов до нескольких раз в день, но в последние годы установилась на уровне раз в десять дней. Мне было трудно узнать, как это происходило у других женщин, но я все-таки я узнала, что некоторые женщины прекратили секс с Карлосом полностью. Клод оказалась любимой царственной супругой, которая никогда ему не надоедала. Другие, по слухам, имели краткую инициацию, включающую четыре встречи с «тесными отношениями» (разве «тройка» не была магическим числом для Карлоса и меня?), а затем секс прекращался. Мы с одной женщиной, посмеиваясь, подсчитали, сколько в общей сложности мы наслаждались им. Она пришла в группу более года назад, привлеченная книгами, и даже не подозревала, что Карлос занимался сексом. Однажды он вызвал ее для стрижки, но вместо этого бросил в ванну с розмарином и начал сексуальные игры. Она была удивлена, но ей понравилось.
Флоринда велела мне наплевать на все это. Как она утверждала, он прекратил заниматься с ней сексом два года назад. Я встревожилась: «Почему? Что случилось?» Она пожала плечами: «Кто знает? Мне все равно… Потом однажды он захотел снова этим заниматься».
Она неоднократно говорила мне, что Карлос не прикасался к Тайше более десяти лет. Я была потрясена. Только однажды я видела, что он нежно обнял ее за талию.
Одним из качеств, которым я наиболее всего восхищалась во Флоринде, была ее способность иногда говорить искренне о своих собственных недостатках. Флоринда как-то сказала мне, что Тайша обычно пыталась утаить правду о своих сексуальных отношениях с нагвалем, спрашивая: «Где вы этим занимались? В UCLA?»
«О да, — лгала Флоринда. — Он просто бросил меня в кусты».
Говоря это, Фло печально покачала головой:
— Откровенно говоря я была нечестной, Эллис, просто подлой. Но я была неревнива, — я засомневалась. — О, раньше была! Но теперь я выше всего этого.
Мне все равно, с кем он или со сколькими, я хочу только свои десять минут! Я алчная, и все тут.
Одна слушательница сказала мне, что пережитое ею в детстве сексуальное насилие было настолько тяжелым, что она оставалась фригидной и стоически переносила секс с Карлосом. Очевидно, Кастанеда не восстановил ей «сгусток энергии», потому что оргазм, не говоря уже о многократных оргазмах, был доказательством излечения. Она больше заботилась о пожелании «спокойной ночи» и ночных разговорах с ним по телефону, чем о занятиях сексом в спальне, и еще ей нравилось то, что он назвал ее своей дочкой.
— Разве он не называл тебя своей женой? — спросила я. — Так он всегда меня называет.
— Нет, некоторые из нас дочери, и некоторые из нас жены, — разъясняла она мне, как школьнице.
— И сестры? Так он обращается к ведьмам.
— Да. Также есть и сестры.
Карлос любил называть меня своей дочерью, хотя я и была прежде всего одной из «жен», но, очевидно, роли совмещались. Он говорил мне много раз страстным шепотом: «Ты — точно такая же, как моя дочь, вы взаимозаменяемы, я не могу отличить твою poto от ее. Я занимаюсь любовью только с двумя женщинами, ты — моя маленькая девочка. Я не прикоснусь ко всем остальным!»
Будучи в замешательстве, я поначалу верила каждому слову Карлоса с невероятной силой самоотречения, а потом рассказала об этом Флоринде. Она уставила глаза в небо со слегка подавляемым отвращением:
— Эйми, это басни! Только так! Сказки на ночь. Просто расслабься, наслаждайся, когда ты с ним, и игнорируй все сказки.
— Хорошо, если я — его дочка, по крайней мере, я нахожусь в лучшем звании, — ответила я дерзко, игнорируя суть ее замечаний.
— Или в худшем, — нахмурилась она. — Разве у Клод худшее звание? Что она значит для него?
Когда Карлос звал меня в постель, но был слишком слаб или нервозен, я часто растапливала лед, бормоча: «Правда ли, что я твоя дочка? Ты хочешь быть с твоей дочкой?»
Это ободряло его, хотя иногда любые мои слова вообще запрещались. «Заткнись», — командовал он, переворачивая меня из одной позиции в другую, шепча испанские ругательства, смешанные с нежными словами, и сообщал мне, что я должна буду скоро забеременеть Скаутом, который сотрет все человеческое во мне так же, «как рождение Клод сотворило подобное с Муни».
В другой раз он хитрил: «Никого нет в доме, шуми, сколько хочешь, шуми громче!» Он рычал, как страшный зверь, и просил меня подражать ему. Однажды он стоял и крутил бедрами, это была почти дословная цитата из его книги. В ней описывалось, как нагваль Хулиан, один из двух учителей дона Хуана, эротически гипнотизировал женщину, которая должна была стать его ученицей, точно также вращая своими бедрами. Карлос любил повторять мне, что у меня «чувственность нагваля Хулиана!»
Это было многозначительный комплимент, хотя глубоко внутри я ощущала, что у Карлоса был ужасный комплекс двойственности «шлюха — мадонна». Моя податливость казалась ему непобедимой, и все же это было основанием для наказания.
