Ознакомительная версия.
О судьбе Бормана написано много, так что комментировать различные высказывания я не буду, тем более что не располагаю какими-либо новыми данными. Следует лишь сказать, что, за исключением небольшой группы экспертов секретных служб, интерес к первым двум уже отпал. По каким-то причинам ни в газетах, ни в иллюстрированных журналах, обычно падких на сенсации, нет никаких публикаций. А ведь один из них был шефом гестапо – человеком, который в период наивысшей экспансии Германии решал вопросы жизни и смерти практически всего населения Европейского континента. Другой же с ужасающей методичностью осуществлял план уничтожения евреев.
Адольф Эйхман, которому сейчас сорок три года, по происхождению австриец. Энергичный, разговорчивый, хороший организатор. Он родился в Германии, но детство и юность провел со своим отцом в Линце. На первый взгляд он вел нормальный образ жизни. Он был служащим небольшого предприятия, стал членом нацистской партии и СС, а затем бежал в Германию, когда в 1933 году нацистская партия в Австрии была объявлена вне закона. В Германии он вступил в австрийский легион, а потом и в секретную службу. Хотя он ничем не отличался от других сотрудников секретной службы, его необычное усердие в конце концов привлекло к нему внимание руководства и в 1937 году он был направлен Гейдрихом в Палестину для изучения тамошней обстановки. После этого он стал экспертом по европейским вопросам. Свою поездку он воспринял как увеселительное путешествие, рассказывая впоследствии друзьям, что там было много красивых девушек и что партия, провозглашающая расовые законы, в Палестине всерьез не воспринимается. В то время он не обижался, когда ему говорили, что внешне он очень напоминает еврея. Тогда он дружил с евреями, приобретя определенные знания древнееврейского языка и идиша. Большие перспективы открылись перед ним с присоединением к рейху Австрии. Получив повышение в звании, он был направлен во вновь создаваемое управление безопасности в Вену в качестве советника по еврейским вопросам. Волна еврейской эмиграции навела его на мысль, которую Гейдрих одобрил и разрешил проводить в жизнь. Так было создано Центральное бюро по вопросам еврейской эмиграции.
Эта организация, отбросившая многие бюрократические процедуры, взяла под свой контроль все вопросы, связанные с эмиграцией евреев. Успехи бюро были столь впечатляющими, что в Берлине и Праге были созданы его филиалы, подчинявшиеся Эйхману. После этого ему на ум пришла еще одна грандиозная идея – организация массовой эмиграции евреев из Европы на основе международного соглашения.
Эта идея захватила его целиком после поражения Франции. Эйхман возродил услышанное им от кого-то предложение превратить Мадагаскар в страну обитания европейских евреев. Были даже начаты переговоры с правительством Виши, и в Париже открыт офис по урегулированию возникавших вопросов, когда неожиданно началась русская кампания. Эйхман продолжил было свою деятельность, но Гейдрих наложил на нее вето, поскольку у него самого зародился план «окончательного решения еврейского вопроса». В связи с этим он возложил на Эйхмана задачу по осуществлению первой стадии своего проекта – массовому сбору будущих жертв. И Эйхман, проявив свой организаторский талант, в течение всего нескольких лет направил миллионы евреев из всех стран Европы в лагеря уничтожения на Восток.
В 1944 году Эйхман забеспокоился, узнав в службе перехвата, что в радиосообщениях союзников имя его называется в числе главных военных преступников. Он понял, что у него остается мало шансов, чтобы выжить, и стал вести подготовку к бегству. Он мог бы уйти сразу же в одну из нейтральных стран, но решил пока воздержаться, оставаясь на своем посту до конца.
Когда здание по Принц-Альбрехт-штрассе в Берлине, в котором размещалось управление гестапо, было разрушено во время одной из бомбежек, он перенес свой офис на Курфюрстенштрассе. Когда же бомбы стали рваться вокруг его нового прибежища, он организовал так называемую «лисью нору». В этом подземном укрытии, стены и потолок которого были надежно укреплены, были созданы запасы продовольствия, воды, медикаментов и средств первой помощи. Были даже смонтированы автономное освещение и система водоснабжения на длительный срок. Такие укрытия строились не под зданиями учреждений, а в стороне, но соединялись с ними целым лабиринтом переходов, достигавших порой до двух километров длины, которые могли быть в случае необходимости перекрыты. Стационарные бомбоубежища камуфлировались под окружающие развалины.
Такие «лисьи норы» были просто фантастикой. Когда Эйхман показал одну из них Кальтенбруннеру, тот был восхищен, хотя и не намеревался воспользоваться ею, так как собирался укрыться в Альпах. Когда подошло время, то и Эйхман не смог воспользоваться своим подземным сооружением. Он был занят делами в Праге и Вене весь март месяц, а когда собрался в апреле выехать в Берлин, это стало невозможным. Конец войны застал его в Альт-Аусзее, среди австрийских озер, у подножия Мертвых гор.
Генрих Мюллер, шеф гестапо, вместе со своим прихвостнем Шольцем воспользовались одним из подземных убежищ, а затем и вообще скрылись из Берлина.
Как я уже говорил, Мюллер был оставлен Кальтенбруннером в Берлине в качестве офицера связи с Гитлером. Будучи шефом гестапо, он мог бы без большого труда найти подходящую причину, чтобы покинуть осажденный город, но делать этого не стал. Он почти беспрерывно находился в бункере фюрера, а потом покинул его, чтобы якобы побывать в своем управлении на Курфюрстенштрассе. Там его, конечно, никто не ожидал, ибо мало кому хотелось в канун полного краха поддерживать контакты с шефом гестапо. Более того, большинство людей старались обходить стороной это место. Насколько удалось установить, его видели в последний раз в имперской канцелярии (точнее говоря, в бункере под зданием) 29 апреля. Бывшие там люди единодушно утверждали, что Мюллера в момент смерти Гитлера в бункере не было, не было и тогда, когда предпринималась последняя попытка прорыва из Берлина. С того дня Мюллер исчез, и что с ним стало, можно только предполагать. Наиболее интересную версию высказал Шелленберг.
С 1944 года Шелленберг стал подозревать, что Мюллер использует радиосвязь, предназначенную для дезинформации противника, в целях налаживания личных контактов с русскими. Установив контроль за определенными рациями, он вроде бы даже утвердился в своем предположении. Во всяком случае, он сказал Кальтенбруннеру, что готов представить доказательства своего обвинения. Кальтенбруннер не придал этому вопросу серьезного значения, расценив обвинение Шелленберга как профессиональную ревность. Шелленберг же настаивал на своем, заявляя, что с течением некоторого времени будет иметь материалы, подтверждающие сотрудничество шефа гестапо с русскими. Он был убежден, что Мюллер, перенеся свою резиденцию в «лисью нору» на Курфюрстенштрассе, продолжал радиосвязь с русскими.
Ознакомительная версия.
