Недовольство англичан своими союзниками достигло апогея после событий 4 мая, явившихся катастрофой для генерала Канробера.
Русские всегда помнили о необходимости контролировать Керченский пролив, ключ к Азовскому морю. Непогода и сильное течение не позволили им перегородить его, затопив там свои корабли. Однако пролив простреливался мощным огнем артиллерийских батарей с крымского берега.
29 апреля генерал Канробер согласился с предложением Раглана провести рейд против русских батарей, нацеленных на пролив. В случае удачи это открыло бы кораблям союзной эскадры выход к Севастополю. Однако уже через несколько часов французский генерал, как обычно, засомневался в успехе. Он сообщил Раглану, что получил донесение от своего агента, в котором тот предупреждает, что силы русских в Керчи насчитывают не 9 тысяч солдат, как считалось раньше, а 27 тысяч. Он снова предложил отложить операцию. Лорд Раглан попытался рассеять опасения Канробера, аргументируя свою правоту следующими соображениями, изложенными на прекрасном французском языке:
«Операцию следует проводить немедленно, иначе она потеряет всякий смысл. Противник намерен перегородить пролив. Если ему это удастся, мы потеряем надежду войти в Азовское море, чему оба наши правительства придают огромное значение. Конечно, было бы лучше, имей мы возможность отрядить в рейд большее количество войск; однако я полагаю, что в данном случае гораздо важнее быстрота проведения операции. Поскольку нашей целью является не занять Керчь, а всего лишь разрушить оборонительные укрепления противника, считаю, что для достижения результата будет достаточно 10 тысяч солдат. Возможно, у противника больше войск, однако они не сосредоточены для отражения рейда. Прежде чем он успеет сделать это, мы завершим операцию».
Лорд Раглан пытался более настойчиво, чем обычно, отстаивать свою точку зрения, так как он собирался отправить в Керчь 3 тысячи своих лучших солдат под командованием генерала Джорджа Брауна. Сюда должны были войти горная бригада, 700 морских пехотинцев, несколько рот стрелковой бригады и лучшие инженеры. Обуреваемый дурными предчувствиями, Канробер все же согласился направить в рейд более 7 тысяч своих солдат. Экспедиционный корпус был загружен на корабли вечером 3 мая. Для того чтобы обмануть противника, флотилия сначала взяла курс на Одессу, а с наступлением темноты повернула в сторону Керчи.
Через несколько часов в ставку Раглана прибыл генерал Канробер, который «находился в состоянии крайней взвинченности». Командующий английской армией встретил его усталой улыбкой. Он, казалось, ожидал визита своего французского коллеги и знал, что тот собирается ему сообщить.
Всего неделю назад между Варной и Крымом была налажена связь по подводному кабелю, и теперь французский император имел полный доступ к тому, что полковник Стерлинг назвал «новым средством для распространения глупости». Канробер показал Раглану телеграмму, в которой ему предписывалось дождаться прибытия из Константинополя резервной армии. Кроме того, Канробер получил указание немедленно отменить приказ о рейде в Керчь.
Это случилось около десяти часов вечера. В течение следующих трех часов Раглан убеждал француза не отменять прежнего приказа до тех пор, пока тот «не поймет, что у него нет другого выхода». В полной уверенности, что ему по крайней мере один раз удалось настоять на своем, Раглан отправился спать. Без четверти два в штаб буквально ворвался французский адъютант с письмом Канробера и новой телеграммой от императора.
Текст телеграммы был довольно любопытным. «Пришел момент, – говорилось в ней, – превысить число 45. Для наступления абсолютно необходимо иметь по крайней мере 450». Даже сами французские шифровальщики не могли сначала понять, о чем идет речь, но вторая фраза телеграммы недвусмысленно ставила все на свои места. В ней говорилось: «Как только прибудут резервы, соберите все силы и не теряйте больше ни одного дня».
Канробер, как он сам впоследствии вспоминал, был поставлен перед «абсолютной необходимостью» отдать адмиралу Бруа приказ о возвращении в Камышовую бухту. К моменту прибытия адъютанта в штаб англичан он уже успел сделать это.
Но лорд Раглан даже теперь был не склонен возвращать своих солдат. Он отправил послание командующему экспедицией адмиралу Лайонсу, в котором объяснил случившееся и добавил, что «всегда готов поддержать генерала Брауна, если тот изъявит желание отправиться в рейд без поддержки французов, и взять на себя ответственность за любые действия, которые тот намерен предпринять». Депеша командующего была доставлена на флагманский корабль англичан скоростным катером. Однако ни Лайонс, ни сам Браун не были склонны выполнять поставленную перед ними задачу без поддержки французов. Экспедиционный корпус вернулся обратно.
Позже генерал Канробер признался, что никогда не сможет забыть это фиаско. Через много лет он написал, что это событие было кульминацией в серии несчастий, преследовавших его в злосчастные месяцы командования армией. Несколько дней казалось, что он потерял рассудок. Он решил покончить с собой и однажды в полной парадной форме и в шляпе с белым пером направился в сторону вражеской траншеи. В течение нескольких секунд он стоял перед ротой русских пехотинцев, пока офицеры штаба силой не увели генерала назад. Тогда Канробер попытался убедить генерала Пелисье принять у него командование армией. Но тот возразил, что должен занять пост командующего только в случае смерти или серьезной болезни Канробера. В конце концов Канроберу удалось уговорить генерала Ниела поддержать его прошение об отставке. Перед этим Ниел направил маршалу Ваилланту телеграмму с пояснением поступка Канробера. Там говорилось: «Он очень утомлен. Ответ дайте телеграфом. Генерал Пелисье готов принять командование».
Несколько недель Раглан ждал отставки Канробера и, как он говорил офицерам штаба, даже надеялся, что она последует. В письме сыну Раглана Ричарду Кингскот был очень этим удивлен, так как, по его мнению, два генерала очень подходили друг другу по характеру, несмотря на многочисленные разногласия между ними. Канробер не раз заявлял, что прекрасно понимает Раглана. Англичанину прощали даже то, что он часто по привычке, оставшейся с прошлой войны, говорил вместо «русские» «французы». Правда, потом он сам первым смеялся над своей ошибкой. Кроме того, Раглан всегда подчеркивал, что он очень высокого мнения о французской армии.
С 19 мая, к огромному облегчению Канробера, командующим французскими войсками в Крыму был назначен генерал Пелисье. Этот человек был полной противоположностью своему предшественнику. Прямолинейный и решительный, жесткий и храбрый настолько, насколько осторожным был прежний командующий, он без малейших колебаний был готов посылать своих солдат на смерть. Генерал Пелисье скорее походил на своего отца-сержанта, чем на командующего армией. По выражению фотографа Роджера Фентона, внешностью новый командующий чем-то напоминал дикого кабана. Найджел Кингскот писал, что генерал был настолько толст и имел такую короткую шею, что его фигуру можно было сравнить с «бутылкой из-под имбирного пива». Короткие толстые ноги не позволяли генералу ездить верхом, и он объезжал свой лагерь на двуколке.
