Было много вопросов и столько же возможных ответов на них. Это был у меня первый случай, чтобы я не знал точно, куда едем. Конечную точку маршрута движения начальство держало в секрете. Проехали Сочи, Сухуми, дальше пошли и вовсе не знакомые и труднопроизносимые названия станций и полустанков, наконец: Хашури, Боржоми, Черная речка, где нас выгрузили и откуда мы совершили марш в Грузинскую Сибирь, в город Ахалкалаки, название которого переводится на русский язык как «Новый Город», но ничем новым там и не пахло, это был страшно запущенный захолустный городок, со старыми домами и кривыми улочками. Укрепрайон разместился в полевых условиях, и пережить холодную зиму в горах было непросто. Впереди нас находились пограничники, сзади нас 406-я Грузинская стрелковая дивизия, но зачем нас сюда перебросили — никто так и не понял. На все Закавказье было 2 УРа, наш и второй, в районе Батуми. Здесь пришлось столкнуться с такими медицинскими проблемами среди местного населения, как тиф и сибирская язва и прочая экзотика. Прослужил я в этой Грузинской Сибири до марта 1945 года, пока меня не перевели служить на должность старшего помощника начальника лечебного отдела Военно-медицинского управления Закавказского фронта.
— Где довелось служить в последующие годы?
— Служил с 1946 года по 1950 год старшим врачом 1-го гвардейского Венского дважды орденоносного механизированного полка 1-й гвардейской орденов Ленина и Кутузова Венской механизированной дивизии; в 1950 году, как фронтовой зауряд-врач, был направлен в Военно-медицинскую академию и после окончания годичного курса обучения вернулся в ЗакВО. Последовательно занимал различные должности в лечебных учреждениях округа и в аппарате штаба ЗакВО. Закончил свою службу в звании полковника в 1976 году.
Ситницкий Рахмиэль Израилевич
Интервью — Григорий Койфман
— Я родился в марте 1923 года в городе Николаеве.
В сорок первом году окончил среднюю школу в Харькове с золотым аттестатом и в июне 1941 года был принят на учебу в Харьковское военно-медицинское училище — ХВМУ. Отличников принимали без экзаменов. На мой выбор — связать судьбу с армией — повлиял пример старшего брата. Мой старший брат Илья к тому времени окончил артучилище и командовал батареей. Вскоре после начала войны на базе училища создали курсантский полк, и мы были выведены на линию обороны, на дальние подступы к Харькову. В боях мы не участвовали, просто немец до наших рубежей не дошел.
Уже в начале сентября училище в полном составе, а это примерно 1500 курсантов, было эвакуировано в город Ашхабад. Разместили нас в казармах, и начались занятия. Практику мы проходили в ашхабадских госпиталях и больницах.
— Какой объем специальных знаний давали в училище? Как вы оцениваете свою общевойсковую подготовку?
— Основной нажим в учебном процессе делали на ВПХ — военно-полевую хирургию. Первичную обработку ран, наложение шин, десмургию (наложение повязок) и так называемые малые хирургические операции мы знали в достаточном объеме.
Проведение реанимационных мероприятий мы знали приблизительно, тогда и понятия такого — реанимация — не существовало. Конечно, такие вещи, как экзамен по латыни, не воспринимался нами серьезно в такой тяжелый для страны момент, когда немцы стояли у ворот Москвы, но такова была специфика нашей профессии.
Много учебных часов выделялось на полевые занятия — разворачивание батальонных медпунктов, эвакуация раненых. Ну и, конечно, шагистика: строевая подготовка забрала у нас много нервов и времени. Дело-то в жаркой Туркмении было. Никто не хотел под палящим безжалостным солнцем на плацу маршировать. Кормили нас неплохо. Часто давали на обед верблюжье мясо.
Стрелять мы неплохо научились из всех видов стрелкового оружия, раз пять были занятия по бросанию гранат. Из нас не готовили командиров пехотных взводов, но я думаю, что мы в плане стрелковой и тактической подготовки мало чем уступали выпускникам ускоренных пехотных курсов младших лейтенантов. Еще раз хочу заметить, что нас готовили к строго определенной задаче — спасать жизни раненых на поле боя.
— Но хватает в истории войны примеров, когда медики становились пехотными командирами.
— Война и не тому научит.
Летчик-штурмовик ГСС Емельяненко, тоже когда-то учился в консерватории, а легендарный командир батальона майор Рапопорт, будущий академик-генетик, до войны в микроскоп глядел в лаборатории, а не в прицел снайперской винтовки.
Но тут речь идет о курсантах военно-медицинских училищ или о военфельдшерах. А от дипломированного врача, или даже от зауряд-врача никто не требовал знаний по тактике стрелковой роты в бою. В июне 1942 года нас выпустили из училища, присвоили звание лейтенантов м/с. В составе группы из 50 человек я прибыл в Подмосковье на формировку.
— В какую часть вы попали?
— Вначале я попал в не очень понятное формирование. Собрали стрелковую бригаду и в течение месяца мы изучали английское вооружение, и еще несколько странных вещей под названием спецкурс. Было несколько десятков солдат из бывших студентов, знавших английский язык в разной степени.
По бригаде поползли слухи, что нас готовят к переброске в Англию, чтобы принять участие в открытии Второго фронта. Тогда этот термин уже прочно вошел в наш обиход. Но вскоре, видимо, как сейчас принято говорить — этот проект закрыли, и нас всех распределили по разным частям.
— До сих пор ходят слухи, что один батальон советской морской пехоты был дислоцирован в Англии уже в 1943 году. А так ли это? — не знаю. В официальных источниках на эту тему ничего нет. Скорее всего, очередной миф войны.
— Не полагайтесь особо на официальные источники. Я воевал в сорок третьем на Малой Земле, под Новороссийском.
Когда брежневские прихлебатели в 70-х годах объявили сражения на Малоземельном плацдарме главной битвой ВОВ, то я в газетах такое читал со ссылкой на официальные источники, что потом долго не мог понять, а где я вообще был шесть месяцев 1943 года? Может, на другой Малой Земле?
Кричали при Брежневе на каждом шагу — мол, мы там половину вермахта перебили.
А что там творилось на самом деле, я до сих пор по ночам во сне вижу.
Ладно, продолжим. После расформировки английской бригады я получил направление на должность фельдшера 180-й отдельной роты тяжелых ранцевых огнеметов. Рота стояла в Кузьминках, в резерве ГК.
— Что такое огнеметная рота?
— Это были части армейского подчинения, но принадлежавшие химслужбе.
