Ознакомительная версия.
То же самое было осуществлено и в военных поселениях. Здесь было еще хуже, потому что к ужасам крепостного права прибавлялись еще и ужасы тогдашней военной дисциплины, того тиранства, которое делало военную службу, по выражению Якушкина, почти «каторгой». Там, где господствовала аракчеевская палка, жестокости должны были удесетеряться, тем более что и состав офицерства в военных поселениях был самый низкий, так как служба здесь вызывала у большинства в буквальном смысле слова «омерзение». И при таких условиях звучало большой иронией требование, чтобы поселенный офицер «был кроток, терпелив, справедлив и человеколюбив». На военных поселениях муштровка не только не уступала общеармейской дисциплине, но, пожалуй, даже превосходила ее. Недаром такой любитель солдатчины, как известный уже в то время «за жестокое обращение с офицерами и солдатами, за беспрерывные мелочные придирки по службе», — великий кн. Николай Павлович, осматривавший новгородские военные поселения вместе с братом, утверждал, что он в гвардии никогда не видел таких учений. О том же фронтовом совершенстве, не раз засвидетельствованном официально, говорит нам и другой современник, гр. Чернышев.
Нетрудно себе теперь представить, как жилось тем, которые должны были соединить соху с обучением ружейным приемам и другим всевозможным военным экзерцициям. Военное поселение — это, в сущности, полковой лагерь, где повседневная жизнь регламентируется уставами и соответствующими предписаниями начальства. И по внешней форме военное поселение напоминает как бы постоянно правильно распланированный лагерь: впереди — дорожка для начальствующих лиц, сзади — для поселян. В новгородских поселениях все дома выстроены по одному образцу, каждый для четырех поселян-хозяев. На внешнее оборудование «образцовых» поселений затрачиваются огромные деньги, дабы все отличалось той аккуратностью и единообразием, которые так любил и в своем личном поместье гр. Аракчеев. Уничтожаются все препятствия, мешающие однообразию, хотя эта пунктуальность в распланировке подчас стоит колоссальных сумм: считают, что на организацию военных поселений затрачено более 100 мил. руб. Аракчеев вообще любил строить, отчасти, как оказывается, из честолюбивых замыслов: «надо строить и строить, ибо строения после нашей смерти некоторое хотя время напоминают о нас; а без того со смертью нашею и самое имя наше пропадет». Аракчеев ошибался, дела его не забыты потомством и, вероятно, никогда не будут забыты: строения же военных поселений давно уже разрушились. Быть может, только в заштатном городе Чугуеве Волчанского уезда Харьковской губ. сохранилась архитектурная особенность, говорящая, что здесь некогда было учреждение — пока еще единственное в мировой истории. И Аракчеев строил и достигал успеха «в той мере, какую только позволяли все усилия человеческие (его собственное выражение в докладе императору 4 ноября 1818 г.). В военных поселениях «всё» было «придумано ко благу человека», — как выражался Маевский: «самые отхожие места — все царские». И чего только не было в военных поселениях: чистые шоссированные улицы на несколько верст, освещенные ночью фонарями, бульвары, госпитали, богадельни, школы, заводы, заемные банки, прекрасные дома (в которых жители, однако, зимой мерзли), в окнах занавески, на заслонках печей — амуры, родильные с ваннами и повивальными бабками; при штабе военных поселений существуют литографии (в то время еще большая новость), издается даже свой собственный журнал: «Семидневный листок военного поселения учебного батальона гренадерского графа Аракчеева полка». Не было только одного — человеческого отношения к тем, которых хотели облагодетельствовать столь оригинальным образом.
Жизнь в военных поселениях идет по раз заведенному масштабу, с соблюдением всех предписаний воинских уставов. Хозяйственные работы производятся ротами под наблюдением офицеров; отлучка на ночь допускается лишь с разрешения ротного командира. Женитьба и замужество совершаются также по приказу начальства, хотя официально в «положениях» и говорится, что «брачные союзы совершаются не иначе, как по обоюдному, не принужденному, добровольному на то согласию жениха и невесты». В действительности вопрос о брачных союзах разрешался проще, именно так, как это практиковалось исстари в грузинской вотчине. Составляются списки тем, кому пришла пора жениться или выходить замуж. В назначенный день собирают кандидатов для брачного союза и по жребию намечают пары. А дальше — то же, что и в грузинской вотчине. Вигель имел полное право сказать про военные поселения: «женщины не смели родить дома: чувствуя приближение родов, они должны были являться в штаб».
Одним словом, регламентируются все семейные отношения, все подробности обыденной жизни. Особенное внимание обращается на нравственность поселян, которым предписывается быть «попечительным отцом», «добрым мужем», «надежным другом и товарищем» (последнее при развитой и усиленно покровительствуемой системе доносов). «Добронравное обхождение в кругу своего семейства, — гласит «правило», — является «как бы порукою по себе начальству в хороших качествах». Весьма скоро, — как официально констатировал Аракчеев, — военные поселения крестьянам «очень полюбились». Дети и взрослые «приняли свойственный солдату вид», изучив солдатскую муштру, по доброй их воле без принуждения — «можно сказать играючи». Так же процветали и хозяйственные работы. Во время официальных обозрений военных поселений Аракчеев получал со всех сторон восторженные отзывы. «Все торжественно говорят, что совершенства в них по части фронтовой, так и экономической, превосходят всякое воображение», — замечает современник. Все почетные гости — иностранные принцы и посланники считают своей обязанностью съездить на Волхов и осмотреть это «удивительное чудо». Чудо удивительное в действительности: «там, где за восемь лет были непроходимые болота, видишь сады и огороды», — писал в 1825 г. Карамзин.
«Кроме похвалы, никто из моего рта другого не слыхал», — сообщает Александр верному исполнителю своих идей после осмотра новгородских поселений в 1822 г.; «чудесными военными поселениями» восторгается в 1825 г. Сперанский, выставлявший в своей брошюре о военных поселениях в их пользу те самые аргументы, которые ложились в основу их при учреждении: неудобство и тяжесть рекрутчины, уменьшение государственных расходов на армию при новых условиях ее комплектования и, наконец, что особенно важно, наделение в собственность земли крестьянам-воинам.
Аракчеевские льстецы не останавливались ни перед какими похвалами военным поселениям, «основанным на истинном человеколюбии и выгодах общественных». Вот что писал, напр., о преимуществах военных поселений неизвестный нам, довольно чувствительный автор одной из записок, поданных Аракчееву: «Что может быть ужаснее зрелища для каждого, имеющего хоть малейшее сострадательное сердце, с понятием о человечестве, как производство рекрутских наборов в России…» Человек, определенный «в почетное звание солдата, не сделав еще никакого преступления, везется для отдачи на военную службу, как преступник под звуком кандалов…» «В казенных имениях, а наиболее в помещичьих, стараются сбыть в службу развращенных и порочных людей и там почтенное звание солдат делают наказа-тельным». Военные поселения имеют перед рекрутством огромное преимущество уже потому, что сыновья «родятся в военном звании, всасывают в себя с молоком матери дух воинственный». Кроме того, военные поселения «доставляют способы открывать природные способности: из сего класса людей могут выходить великие люди, как были примеры в России Ломоносовых, кн. Меншиковых и пр., и природой дарованные гении не будут исчезать под сохою». Как же после этого не считать военные поселения не только полезным, но «даже необходимым для Российского Государства?»
Ознакомительная версия.
