Ознакомительная версия.
Официальный развод Миронова и Градовой произошел в 1976 г. Но фактически мужем Ларисы он стал двумя годами раньше, переехав к ней на квартиру, в башню на Селезневской улице, в двух минутах ходьбы от Театра Советской Армии, где Голубкина работает с 1964 г. по настоящее время.
Вообще-то Лариса собиралась жить с ребенком одна: «Потому что, раз у меня произошла такая странная тайная долгая история с Андрюшей, я решила, что в этом таинстве и дальше проживу. Но он уже, я так понимаю, сравнивал, наверное, одно с другим, взвешивал в этот момент. Мы никогда с ним не говорили откровенно на эту тему, по крайней мере, когда мы начали даже вместе жить, когда он пришел, он старался не выяснять со мной отношений. В 1974 г. я получила ордер на квартиру, и уже в феврале он переехал. Он примчался на грузовике и привез мне унитаз импортный (дефицит!), зеленое кожаное кресло и старинную лампу.
А следом за ним пришел папа Андрея и говорит: “Лариса, что ж это такое?” Я говорю: “Александр Семенович, я его не звала, это он сам ко мне пришел, вот видите, даже со своим сортиром”». Менакер тогда сказал: «Знаешь, Лариса, Андрей очень тяжелый человек. Ты с ним не справишься». Она возразила: «Александр Семенович, почему вы все его ругаете? Папа говорит – тяжелый, мама – тяжелый. Оставьте нас в покое. Мы разберемся!»
Вообще, Голубкина считала, что главой семьи должен быть мужчина: «Даже последний алкоголик в доме – как бы женщине тяжело ни было, как бы она ни воспитывала детей, вот все равно по природе своей мужик главнее. Идти с открытым забралом на мужика – себе дороже, ты проигрываешь, больше скандалов, а он все равно добьется превосходства. Если для меня мужчина не главнее, что с ним жить-то? Неинтересно. Вот и все. Это само собой разумеющийся факт совместной жизни, для меня во всяком случае». Если бы Лариса в тот момент поняла, что она сильнее, важнее Андрея, то просто не пустила бы его в свой дом: «Я очень быстро почувствовала, что Андрюша подчинил меня своему режиму, не бытовому, тут ему времени никогда не хватало, а главному режиму. Жизненному, творческому – во всем».
Со своей второй женой Миронов прожил вместе 14 лет. Голубкина сохранила много разных воспоминаний об их совместной жизни, но всегда повторяла, что они «делали семью любовно». В первое время муж часто заводился по какому-либо поводу, и пару раз она ему сказала: «Андрюша, я же тебя сюда не звала, я не собираюсь мелочиться, больше всего на свете я боюсь выяснения отношений. Мне это неинтересно, это пусто, это никому не нужно, кто лучше, кто хуже, кто главней и кто не главней, все распределится и разложится по своим полкам все равно…»
В семье Миронов всегда верховодил, как сказала об этом Лариса: «В доме он был художественным руководителем, а я – исполнителем без права голоса…» Если она и проявляла какую-то инициативу, муж, как правило, злился: «Никогда не забуду, когда я купила гобелен, старинный, на всю стену, как он орал. Тряпичница, говорит, зачем тебе это все. А потом, когда прошло много лет уже, он ходил по квартире с кем-то, показывал, вот, мол, добрый старый гобелен, как в музее, конец XIX в., и рассказывал, как его покупал. Я возмутилась от такой несправедливости: ведь сколько сарказма было вылито на мою голову из-за этого гобелена. Он смеется, говорит: “Нет, она купила…” В общем, все всегда кончалось мирно».
Он бывал грозным, но как-то по пустякам. Злился, если его самолюбие страдало, самолюбие человека, который «все умеет делать в доме лучше всех». Миронов очень ценил семейные традиции и хотел, чтобы его собственный дом был похож на родительский – идеально чистый, открытый для друзей. Лариса вспоминает, что «приняла эти семейные устои с радостью», несмотря на то что ей пришлось перестроить и поменять некоторые свои привычки.
В первое время молодожены пропадали на вечеринках у друзей. До этого времени Голубкина никогда не пила спиртного: «Если я выпивала хоть немножко, у меня немедленно начиналось отравление: температура до 40 градусов поднималась. Мама все время говорила: “Андрюш, что ж такое, вы с Ларисой куда-то сходили, у нее опять сорок”. Я лежала, страдала, плакала, а он говорил: “Ты, Лариска, просто сумасшедшая. Пить надо уметь”. Не то чтобы он меня учил выпивать, нет, а просто какие-то забавные были походы, и я постепенно привыкала, проще стала относиться к красивой жизни. И успокоилась постепенно. А потом все застолья перенеслись к нам».
Так вышло, что двери их дома круглые сутки были открыты для гостей. Андрей просто не мог жить без шумных компаний и часто собирал у себя по 20–30 человек. Хотя настоящих друзей у него было немного – Ширвиндт, Горин, Захаров, Кваша. Когда садились обедать, он требовал, чтобы стол накрывался «по высшему разряду». Голубкина с юмором вспоминала, как однажды «подловила» известного чистюлю: «Приезжаю из командировки, а он сидит на кухне и не то на бумажке какой-то, не то на газетке колбаску режет!»
Однажды они вдвоем поехали к знахарю, которого посоветовал лечащий врач Миронова. Андрей давно страдал фурункулезом и перепробовал множество лекарств, но никакое лечение не помогало. Не верил он и в «целителя», а только смеялся над этой затеей. Когда они приехали в деревню, расположенную в ста километрах от Москвы, их встретил неопрятный дед в полуспущенных штанах и заявил: «Где ты, болезный, такую бабу-то хорошую нашел?» Лариса поняла, что надо «уходить в кусты», а дед несколько раз повторил: «О, хорошая какая баба-то!» Андрей ей сказал тогда: «Ты меня нарочно привезла сюда, чтобы дед этот тебя утвердил совсем». Полученная от знахаря микстура простояла в кабинете на окне, пока вся не испарилась, так Андрей о ней и не вспомнил. Только в 1985 г. он решился на жесточайшую операцию – лимфаденэктомию: под общим наркозом ему удалили лимфоузлы в тех местах, где была хроническая инфекция. Операция была тяжелой, но он перенес ее мужественно, и ему стало немного легче.
На протяжении всей совместной жизни супруги притирались друг к другу. Как сейчас считает Лариса, от судьбы никто не ушел: «Как было предопределено, так и сложилось. Я думаю, знаете, в чем дело? Вот, бывает, входишь в квартиру – и груз. У тебя внутри. Жену надо увидеть, мужа… Что ему, ей сказать. И с чего начать говорить. Очень многие так живут. Боятся друг друга, но живут же. Кто кого победит. А когда входишь в дом полностью открытый, то знаешь, что к тебе никто не полезет и ты не полезешь…» Она не раз говорила мужу: «Знаешь, Андрюша, по-моему, ты меня совсем не любишь». А он отвечал: «А я думаю как раз про тебя. Что ты не любишь». У них в семье не было скандалов: «Считается, если люди бьют друг друга, значит, любят. Нет, просто мы поздно стали вместе жить, поняли, какие ценности есть в жизни, из-за чего нужно сходить с ума, из-за чего – нет». Может быть, поэтому Голубкина так до сих пор и не вышла замуж, сказав однажды: «Это невозможно. После Андрюши даже смешно…»
Ознакомительная версия.
