Прошу Евгения Федоровича рассказать о других ярких встречах.
— Коля Рубцов бывал у меня здесь, в этом доме. Приходил с деревянным чемоданчиком, когда приезжал по делам в Москву. Однажды иду по коридору издательства, смотрю, он стоит. Грустный. «Ты чего такой мрачный?» — «Половину стихов из книжки выкинули». — «Покажи». Я прочитал — хорошие лирические стихи. Взял папку с отброшенными стихотворениями и пошел к главному редактору издательства Борису Соловьеву. Стихи Рубцова я тогда отстоял!
Был знаком и с Василием Шукшиным. Меня поразили, помню, сапоги в обтяжку, ножки тоненькие. Он издавал тогда книгу «Я пришел дать вам волю». Встретил его на лестнице. То да сё, покалякали, но беседа не складывается. «Что, — спрашиваю, — редактора заедают?» — «Да вовсе книга застряла». Вот те раз.
Пошел по кабинетам. «Что же не издаете такого интересного писателя?» — «Шукшин интересный?! — возражает мне одна наша руководящая дама. — Графоман. Таких к издательству близко подпускать нельзя». Спустя годы та дама первая о Васе книжку накатала. А я пошел дальше по кабинетам, но как-то на этот раз не складывалось. Говорю Васе: потерпи чуток, что-нибудь придумаю.
Буквально в ближайшие после разговора с Шукшиным дни мне звонит начальство — куратор из ЦК, женщина. А я был в тот момент секретарем партийной организации издательства. Звонит по поводу пьяных дебошей одного из наших заведующих редакцией: «Почему пьет ваш сотрудник, даже хулиганит!» Он кого-то по пьяному делу укусил. Мне вроде нагоняй. Будем исправляться, говорю. После этого она так вежливо меня спрашивает, есть ли у меня какие проблемы.
Вот, отвечаю, есть хорошая книга у Василия Шукшина, но застряла. Она отмолчалась, ни слова не сказала. Но потом позвонила директору: правда ли, что в издательстве есть хорошая книга Шукшина? «Да, мол, правда». — «Так что ж не издаете? Чего же хорошую книгу держите?» Он сразу команду: издать! Рад, что все же нашел я ход, чтобы защитить книгу писателя. Был рад, когда мог помогать ребятам…
— Евгений Федорович, а вы помните, как другую астафьевскую книгу оформляли, «Стародуб»?
— Она в «Советской России» выходила и называлась «Повести». А сосватала меня на эту работу Эльвира Розен, художественный редактор тамошний. Материал мне уже был знакомым, взялся с радостью.
— Как я понял, вы оформили около четырехсот книг. Все храните?
— Нет, конечно, только любимые. Например, «Дубровского» — одну из самых удачных работ. Есть среди них детские: «Похитители бриллиантов» Буссенара, «Семь подземных королей» Волкова…
— А портрет Виктора Астафьева в книжке издательства «Советская России» вами сделан?
— Кажется, да. Но надо уточнить у Юли. Мы многое вместе делали, не все можно теперь отделить…
Надеюсь, что истории, которые поведали мне Капустины, помогут читателю лучше постичь человеческие качества Астафьева. Рассказчиками Юлия Федоровна и Евгений Федорович были замечательными и, как истинно интеллигентные люди, не допускали каких-либо преувеличений или выдумок. В этом легко убедиться, ознакомившись с письмами Астафьева Капустиным. Переписка между ними столь обширна, что, пожалуй, «тянет» на небольшую самостоятельную книжку. Поэтому ниже помещена лишь часть этих писем, которые я отобрал, опираясь лишь на собственный вкус и полагая, что именно они представляют наибольший интерес для широкого круга читателей. По-моему, они не нуждаются в подробных комментариях, поскольку и без них дают богатую пишу для размышлений. Заметим только, что в нынешние годы, когда переписка едва ли не полностью перестала быть средством общения людей, мы уже не оставляем нашим наследникам таких живых бытовых свидетельств нашего существования, какие находим у Астафьева. А помимо прочего встречаем мы в этих посланиях писателя друзьям чудные пейзажные зарисовки, которые придают письмам настоящую художественную ценность.
И еще. Хочется привести здесь слова Астафьева, которые мы найдем в одном из писем: «И хорошо, что придумана бумага, на ней можно сказать все, что хочешь, даже о том, что любишь человека, а то так-то словами мы ведь не посмеем, стеснительны больно!..»
«Май 1968 г., Быковка.
Дорогие Юля и Женя!
Пишу вам из далекой Быковки, где пребываю с 1-го мая и тружусь, как лев (не Толстой, а из джунглей который). Наворотил кучу всякого словесного говна, но из него, кажется, слепляется лепешка — вторая часть „Последнего поклона“, вышло это и для меня несколько неожиданно. Начал-то я с нескольких очерков-рассказов о поездке на родину, о рыбаках и рыбе, а меня понесло, и все несет и несет безостановочно. Напишу один рассказ, а за него цепляется другой. Воскрешаю на бумаге мертвых, дорогих и горьких людей, бранюсь с живыми. Книжка будет куда как более горькая, чем „Последний поклон“, так, с такими чувствами пришел я к современности, и мысли о ней идут вразрез с установленной моралью. Проклинаю ГЭС, пишу о бедствиях, ею нанесенных, а строителям ее дали досрочно Ленинскую премию!..
Но не это главное, главное, что работается, а сегодня поймал первых четырех харюзков, и совсем хорошо на душе. Так рано я еще никогда не ловил. Здесь вообще весна была очень ранняя, и даже жарко бывало.
Юля и Женя, я пишу с еще той целью, чтоб напомнить о себе, связаться с вами и спросить вас насчет поездки. Как вы? Какое ваше настроение и здоровье? Готовы ли к поездке в назначенный срок?
И куда бы вам хотелось — сюда на Урал, в нашу, в общем-то, чудесную, тихую Быковку, где все благоустроено и на ходу, но рыбалка слабая — только харюзки хитрые, однако Женя сможет ходить на водохранилище — полтора километра, там, говорят, клюет мелкий окунишка, ерш и лещ изредка.
Лететь до Перми — два часа из Домодедова. Извещать нас нужно заранее, чтобы мы могли вас встретить.
Если же Вам хочется все же в вологодские края, в Полинок, то и в этом случае напишите нам по адресу — Пермь-68, ул. Большевистская, дом 190, кв. 15, Порошуновым (для Астафьева).
Мы тогда числа 28-го мая уедем отсюда, и будем ждать вас числа 1-го, 2-го июня к нам, с тем, чтобы сразу же уехать в Полинок, ибо одни, совершенно одни мы сможем там быть дней десять-двенадцать, а потом приедет девочка с бабушкой и, может быть, даже женщина с ребенком, а это уж для нас, от детей отвыкших эгоистов-интеллигентов, уж испытание (для нас, значит, и для вас!).
Сейчас мы едем в „великий“ город Чусовой, на родные могилки взглянуть, а затем прошвырнемся на станцию Теплая Гора, где живет старый и умный охотник-промысловик, давно меня к себе приглашающий и с которым мне позарез необходимо встретиться (для книги). И вот если б ты, Юля, не откладывая в долгий ящик, написала мне, то на обратном из Чусового пути я б уже знал, как нам спланировать свое время, спланировать надо, ибо работы еще много, а там и поездка в Сибирь уж надвигается.
