думается, это: взять человека на его высшей мирской ступени (или возвести его на такую ступень) и, поставив его перед лицом смерти или какого-либо великого несчастия, показать ему ничтожество всего земного, разоблачить его собственную мнимую высоту, его гордыню, самоуверенность… Отсюда и «постоянное стремление его видеть и развенчивать то, что таится в душе человека под всеми формами блестящей внешности». Почему так преклонялся он перед «народом»? Потому, что видел его простоту, смирение; потому, что миллионы его, этого простого, вечно работающего народа, жили и живут смиренной, нерассуждающей верой в Хозяина, пославшего их в мир с целью, недоступной нашему пониманию. (
Примеч. И. А. Бунина.)
«Чем больше он думал в те часы страдальческого уединения и бреда, которые он провел после своей раны, тем более, сам не чувствуя того, отрекался от земной жизни. Всё, всех любить, всегда жертвовать собой для любви значило – никого не любить, значило – не жить этой земной жизнью…» (Примеч. И. А. Бунина.)
«Ну хорошо, у тебя будет шесть тысяч десятин в Самарской губернии, триста голов лошадей. Ну и что же из этого? Что потом? Ну хорошо, ты будешь славнее Гоголя, Пушкина, Шекспира, Мольера, всех писателей в мире – ну и что ж? Что потом?» («Исповедь») (Примеч. И. А. Бунина.)
«Разве не тогда приобретал я все то, чем я живу теперь?» Приобретал и тогда, но сколь бесконечно мало в сравнении с тем, что приобретал на этом пути! (Примеч. И. А. Бунина.)
«Тогда не было ни смерти, ни бессмертия». Ригведа. (Примеч. И. А. Бунина.)
«Пусти, пусти меня!» Это и значит: «Вон из Цепи!» Но что там, за Цепью? «Пойди, посмотри, чем это кончится? Надо, надо думать!» (Примеч. И. А. Бунина.)
Гордость кн. Н. С. Волконского, деда Толстого по матери, тоже была достойна поговорки. (Примеч. И. А. Бунина.)
Одна из важных черт его характера: он был очень застенчив. (Примеч. И. А. Бунина.)
Однажды он едва не погиб на медвежьей охоте. Правила такой охоты требуют отоптать вокруг себя снег на том месте, где стоишь, чтобы дать свободу движениям. Он и тут пренебрегает обычным: «Вздор, в медведя надо стрелять, а не ратоборствовать с ним» – и становится по пояс в снегу. Из лесу на него выскакивает громадная медведица, он стреляет в нее и промахивается, стреляет еще, в упор, но пуля застревает у нее в зубах, и она наваливается на него, – глубокий снег не дал ему возможности отскочить в сторону, – начинает грызть ему лоб; спасло его только то, что подбежал другой охотник и застрелил ее. (Примеч. И. А. Бунина.)
На кумыс в Башкирию он ездил не только для поправления своих легких и отдыха от всяких своих работ, но и хотя бы временного освобождения от того мучительного бремени, которым всегда была для него городская жизнь: «от времени до времени он испытывал особенную тягу к природе и к первобытному существованию». И в Башкирии воскресал и душевно, и телесно с необыкновенной быстротой. (Примеч. И. А. Бунина.)
Он сам виноват, между прочим, и в том совершенно нелепом мнении, которое утвердилось за ним как о художественном критике: «Ни в грош не ставил Шекспира и восхищался бездарным писателем из народа Семеновым!» Семенов стал знаменит в этом смысле. Но вот несколько строк из одних воспоминаний насчет этого Семенова:
«Однажды Л. Н. неожиданно вошел в залу, где читали вслух рассказ Семенова.
– Как фальшиво! Ах, как фальшиво! – сказал он, морщась.
Но, дослушав до конца, где говорилось о развращающем влиянии города на чистую деревенскую душу, он вдруг с особым жаром стал расхваливать рассказ: заставил себя расхваливать». (Примеч. И. А. Бунина.)
Пушечное мясо (фр.).
Вы законченное маленькое животное (фр.).
Какая прекрасная смерть (фр.).
Курсив Толстого. (Примеч. И. А. Бунина.)
Курсив Толстого. (Примеч. И. А. Бунина.)
Вечно единственное (нем.).
Вечное молчание бесконечных пространств пугает меня (фр.).
