Устремления российских масонов шли в том же направлении. Во главе ордена они хотели видеть коронованное лицо. И определенные шаги для того, чтобы во главе российского масонства оказался наследник престола, были сделаны как за границей, так и в самой России.
После посещения Павлом Берлина в 1776 году, когда цесаревич ездил, чтобы познакомиться со своей невестой Софией-Доротеей, из печати вышла брошюра о приготовлении Павла к посвящению в масоны в замке Фердинанда Брауншвейгского в Фридрихсфельде.[442] Летом 1777 года Густав III посетил Петербург. Король-масон был восторженно принят масонскими братьями. Во время пребывания в русской столице Густав высказывал мысль привлечь Павла в орден. Летом 1780 года масон — наследник прусский Фридрих-Вильгельм встречался с Павлом в Петербурге.
19 сентября 1781 года началось заграничное путешествие Павла.
В то время как Павел вояжировал по Европе, велся подробный дневник этого путешествия. Когда великий князь закончил свой вояж в ноябре 1782 года, в дневнике появилась следующая запись: «…путешествие длилось 428 дней. Проехали 13 115 верст». Однако один из важнейших итогов этого вояжа не нашел в дневнике никакого отражения. Павел покинул Россию профаном, а вернулся в нее вольным каменщиком. Этому посвящению предшествовала острейшая борьба между Фердинандом Брауншвейгским и Карлом Зюдерманландским за право возглавить масонство северных стран и за лидерство в масонском мире, и эта борьба не могла не отразиться на личной судьбе Павла Петровича, которому предстояло сделать нелегкий выбор между масонскими системами. 16 июля 1782 года (если учесть разницу в календарях, то 27 июля по новому стилю), в период проведения Вильгельмсбадского конвента Павел прибыл во Франкфурт-на-Майне и остановился в отеле «Мезон руж» (Франкфурт-на-Майне отделяет от Вильгельмсбада около 5 километров).
Наследник провел здесь два дня и имел несколько интересных встреч.
Четыре дня спустя после окончания Вильгельмсбадского конвента Павел прибыл в Штутгарт. Здесь, в замке Людвигсбург, в присутствии Карла Вюртембергского и Карла Гессен-Кассельского и состоялась ресепция Павла.[443]
Добавим несколько слов о значении этого поистине судьбоносного конгресса в истории европейского масонства. На великом конвенте в Вильгельмсбаде присутствовали 33 избранных делегата, представлявших наиболее авторитетные масонские ложи Европы. Конвент должен был дать ответы на самые злободневные вопросы масонского движения: что представляет собой масонство как таковое, являются ли масоны непосредственными преемниками ордена тамплиеров, разгромленного еще в XIV веке (эту точку зрения особенно отстаивали шведские масоны), должно ли признавать «Неведомых Высших», какова должна быть роль ордена в жизни государства, как должны строиться масонский обряд и масонская иерархия. На все эти вопросы конвент дал ответы, и его решения не потеряли своего значения до сегодняшнего дня. Был утвержден «Исправленный шотландский ритуал» Виллермоза, хотя согласия между различными течениями масонства достичь не удалось. Великого герцога Брауншвейгского избрали верховным Великим Мастером (гроссмейстером) всех провинций масонского ордена, но иллюминаты, назвав себя розенкрейцерами, по сути, поглотили орден «Строгого наблюдения». Иллюминаты — пусть на время — смогли подчинить себе таких столпов масонства, как герцог Фердинанд Брауншвейгский и принц Карл Гессенский. Россию признали независимой Восьмой провинцией ордена «Златорозового креста».[444]
Накануне Вильгельмсбадского конвента Карл Гессенский пишет фон Гаугвицу:
«Гэтторп, 12 декабря 1782 г.[445]
Не могу Вам передать, мой дорогой Брат, с каким огромным удовольствием несколько дней назад я получил от моего дорогого Брата письмо, датированное 20-м числом. Я особенно рад тому, что смог лучше узнать Вас благодаря вашему путешествию. Но Вы упрекаете себя в слабости и лености; что я должен на это сказать! Я, который во всех добродетелях, — в понимании ли, в действиях ли, — отстал так далеко от Вас. Все, что я могу и хочу сделать — это в смирении перед Господом все более отдавать ему себя, и верить и понимать, что он пожелает в нужное время все сделать хорошо. Не могу скрыть от Вас: я тешу себя надеждой, что буду иметь радость видеть Вас здесь этой зимой; это доставит мне несомненно невыразимое удовольствие. Итак, я ожидаю Вас спокойно и терпеливо, хотя должен сказать, страстно жажду этого.
С нетерпением ожидаю новых ритуалов, которые есть у нашего дорогого Брата Виллермоза. Он вышлет их, как только они будут приведены в порядок, и прежде чем кто-либо другой увидит эти ритуалы, я хотел бы, чтобы Вы просмотрели их и поправили; потом, в Вильгельмсбаде, мы сможем просмотреть их вместе с Вами и герцогом Фердинандом.
Все стремление Конвента должно быть, во-первых, направлено на то, чтобы дать всей системе, или ордену объединенных [квадратов] подходящую и приемлемую форму, которой смогут воспользоваться все Братья. Во-вторых, путь через орден к истинной мудрости должен быть определен таким образом, чтобы оставаться изолированным и секретным для тех, кто не желает иметь с ним ничего общего, откуда следует, в-третьих, что новый ритуал должен быть составлен таким образом, чтобы само расположение ступеней направляло Братьев по этому пути. В-четвертых, направление душ к нашему Господу и Спасителю, которое не было сделано правильно ни в малейшей степени. В-пятых, собранные Вами, дорогой друг, секретные инструкции, — первые две ступени нашего нового ритуала не только содержат их в скрытой форме, но в них внесено и высшее озарение для всей нашей Системы, и некоторые из наиболее значительных Братьев в каждой провинции будут посвящены в них.
Бог видит, я не знаю, что еще можно сделать, и что мое самое горячее желание для Вас и для всех Братьев — чтобы к ним присоединились [не поддается прочтению], чтобы принять Мудрость Востока; что я ищу Бога и ничего другого, нет! Конечно, нет! По слабости, а также честности сердца, я верю, вместе со Св. Павлом, («Послание к Римлянам», VII, 38–39), что ничто не может отлучить нас от любви Божией во Христе[446].
Я уже сообщал Вам, дорогой друг, что беседовал с великим князем[447] и нашел в нем благочестивого, понимающего знатока своей религии,[448] которого там считают обладающим глубокими знаниями в масонстве, хотя он и не франкмасон. Он замечательный человек, я уверен, он станет истинным учителем мудрости своей эпохи. Я люблю его беспредельно.
Лекарства [буквально, рвотные], высланные вчерашней почтой, уже на пути к Вам; я буду высылать их Вам так часто, как Вам будет нужно.
