Значительно позже, с всплеском гласности и развалом Советского Союза, я узнал, что несчастную Русланову недавно выпустили из тюрьмы. Ей разрешили концертировать только по окраинам страны да в затерянных, подобно нашему, военных гарнизонах».
В те годы певцы давали концерты, как говорят, вживую, без фонограммы. А Русланова, к тому же, никогда не брала в руки микрофона. В таких обстоятельствах не все концерты оказывались ровными.
К тому времени на эстраде появились новые кумиры. И среди них талантливые исполнительницы народных песен Людмила Зыкина и Ольга Воронец. Голосистые, красивые, образованные. Они быстро завоевали большую сцену. Потеснили многих эстрадных исполнителей. Но не её. За ней стояло её прошлое. Тысячи концертов и миллионы пластинок. Обаяние имени. Такое не исчезает скоро.
Концерты Руслановой по-прежнему делали большие сборы. Она теперь работала во Всесоюзном гастрольно-концертном объединении. Областные и республиканские филармонии наперебой запрашивали у Москвы именно её. Потому что заполучить на гастроли Русланову означало успешное выполнение плана, хорошие сборы, премии и прочие блага, среди которых в те времена могли быть и бесплатные профсоюзные туристические путёвки к морю и за границу, и внеочередное получение квартиры, и ценные подарки в виде холодильников и мотоциклов. Сейчас это трудно себе представить. Но такие времена в нашем отечестве были.
И тем не менее гастрольных поездок у Руслановой становилось всё меньше и меньше.
Вначале у неё было огромное желание поскорее наладить жизнь, разрушенную арестом, тюрьмой и лагерями. Восстановить прежнее благосостояние и не думать о хлебе насущном.
Однажды, проводив до дверей мужа на службу, она выглянула в окно и увидела его: «спина согнута, плечи остренькие, какой-то весь забитый, бредёт к метро, натыкаясь на прохожих…» И в ней вскипела уязвлённая гордость волжанки: как же это так, ведь он — генерал, герой!.. И поклялась сама себе:
— Жива не буду! Но станешь ты, генерал Крюков, на машине ездить! На роскошной даче жить! Никто тебя больше не толкнёт! Не позволю! Я в твой корпус вон сколько «катюш» купила, а уж одну машинёнку как-нибудь осилю!
И вскоре осилила.
Из воспоминаний Маргариты Крюковой-Руслановой:
«Первое, что мама купила, начав работать, была машина ЗИМ. Тогда в Москве их было очень немного. Она считала: не должен генерал, прошедший все войны, ездить городским транспортом. Наша квартира была совершенно пустой, зато у подъезда стоял ЗИМ. Машина стоила большие деньги. В общем, чай пьём не из чашек, но ездим на ЗИМе. Мама очень не хотела, чтобы её кто-то жалел. У неё было невероятное чувство человеческого достоинства. Это не мещанская позиция. Оскорбительно, унизительно, когда ни за что ни про что сажают в тюрьму, когда вслед каждое дерьмо могло прошипеть: „тюрьма“. Мама никогда не подавала вида, что страдала внутри. Оскорблялась за мужа, русского воина, прошедшего три войны, что его так унизили».
Она доказала, и себе самой в том числе, что великая певица Русланова не закончилась, что ни лагеря, ни тюрьмы не отняли у неё главного — души и голоса. И волю не сломили. Скорее Волга потечёт вспять, думала она, чем я, Русланова, с вашей руки корку хлеба возьму. Милостыню. В детстве своё отходила по чужим дворам…
В 1957 году дочь Маргарита вышла замуж за выпускника Военно-инженерной академии им. В. В. Куйбышева лейтенанта Георгия Волочкова. Их брак будет крепким и счастливым. Зять Руслановой Георгий Валентинович Волочков в своей книге «Лидия Русланова» писал: «Я возвращаюсь в своих воспоминаниях в далёкое прошлое, когда молодым лейтенантом женился на Маргарите Крюковой и попал в столь известную семью. Первое время чувствовал себя крайне стеснительно. Надо отдать должное Лидии Андреевне: она отнеслась ко мне с большой теплотой, и вскоре я почувствовал себя равноправным членом семьи. Она называла меня Егором, а не Георгием и, шутя, любила повторять: „Мой Егор всё знает, но неточно“. Отношения между нами были лёгкими и дружескими».
Утром она, как правило, просыпалась рано. Говорила зятю: «Твоя ещё спит. Я тебя накормлю». Жарила на сковородке большой кусок мяса и три-четыре яйца. Стояла у плиты и приговаривала:
— Уходя на работу, мужик должен хорошенько поесть.
Когда Георгий Валентинович возвращался из длительной командировки, встречала его словами:
— Егор! Вахту тебе сдаю. Никаких происшествий не случилось. Маргошу из дома не выпускала. Ты приехал — теперь сам командуй.
Любила, когда вся семья была в сборе. Говорила:
— Мне что Лидка, что Маргошка, что Егор — все они — мои дети.
В тот же год генерал Крюков вышел в отставку. Продолжать службу уже не позволяли болезни. Здоровье оказалось сильно подорванным — тюрьмой, лагерями, унижениями, истязаниями следователей. Гипертония. Сердце. А она порой, возвращаясь с гастролей, прямо из аэропорта истосковавшейся птицей летела к нему в больницу.
Русланова приглашала к мужу лучших докторов. Врачи собирались на консилиум и разводили руками. Говорили ей: «Сердце вашего мужа висит не на волоске, а на паутинке». Эх, как хотелось ей укрепить ту паутинку, не дать ей оборваться!..
Радовалась, когда мужа выписывали из больницы и он действительно чувствовал себя значительно лучше, так что мог возвратиться к полноценной жизни. Тогда они вспоминали: её концерт перед только что вышедшими из боя кавалеристами, прифронтовой лес, тропинку вдоль безымянной речушки, плач ребёнка в заречной деревне неподалёку… Они были счастливы. Как когда-то на войне. И оба конечно же понимали, как уязвимо и временно их счастье. Вначале найденное. Потом отнятое. Затем вновь обретённое.
Летом всей семьёй подолгу жили на даче в Баковке. Русланова была гостеприимной хозяйкой. Друзей любила. Умела угощать. Компот, как вспоминают домашние, варила в ведре, а щи — в кастрюле не меньше бельевого бака, котлеты выкладывала на сковороду размером с ладонь. Съезжались многочисленные гости. Шумели, радовались друг другу. Шутили, смеялись. И съедалось всё!
За столом любила пошутить над своими гостями. На слово была легка, так что порой друзьям на неосторожно обронённое или опрометчивое слово доставалась какая-нибудь её реплика и ситуация тут же превращалась в анекдот.
Однажды в Баковку приехал писатель Орест Мальцев[96]. Он переживал успех своего только что изданного романа «Югославская трагедия», за который получил Сталинскую премию. Дарование он имел весьма скромное, и сам, видимо, это понимал. Но тут на плечи свалилась Сталинская премия…
— Лидия Андреевна! — подвыпив, мотал головой счастливый автор романа, тема которого неожиданно пришлась по душе Сталину, потому что югославская армия маршала Тито была выведена в нём далеко не в героических тонах. — Лидия Андреевна, дорогая ты наша!.. Вы ведь не поверите, я окончил всего четыре класса! Всего-то — че-ты-ре!..
