Это зрелище своим сходством с тюрьмой, вид страдающих живых существ, лишенных свободы и всего связанного с ней, произвели на меня незабываемое впечатление.
Глава пятьдесят вторая
Голландия
Не помню, при каких обстоятельствах, в конце 1913 г. у меня завязалась переписка с Генриеттой Роланд Гольст (Roland Holst), горячей поборницей русской свободы и деятельной сотрудницей моей в деле агитации и помощи политическим каторжанам. Она просила меня прислать ей устав Парижского комитета помощи политическим каторжанам и дать указания, необходимые для организации филиалов комитета в Голландии, после чего я стала пересылать ей в Ларан (Laran), в Голландию, литературу о тюрьмах (брошюры на французском и английском языках, вырезки о тюрьмах из иностранных, а потом и из русских газет, годовые отчеты Парижского комитета и т. д.). Она созывала митинги в городах Голландии с докладами о репрессиях в России, распространяла изданные Парижским комитетом открытки с видами, изображающими политиков, идущих по этапу, паузки и баржи, плывущие по Лене со ссыльными, виды сибирской природы и жалкие поселки, в которых они были осуждены жить.
Вместе с некоторыми сочувствующими Роланд Гольст основала комитет в Ларане с подгруппой в Роттердаме для сбора денег и агитации путем устного и печатного слова. Из числа листков, распространявшихся комитетами, у меня сохранились листки об Екатерине Константиновне Брешковской, об административной ссылке, о штрафах на русскую повременную печать за период 1910–1913 гг., о военных судах и пр.
Они перевели и напечатали письмо о кровавой истории в Кутарбитке и отрывки (или извлечения) из произведения В. Г. Короленко «Бытовое явление», дав им название «Голос идущих на смерть»…
В одном из писем Роланд Гольст извещает, что ее комитет заручился согласием 70 больших и малых газет помещать 2–3 раза в месяц статейки о России, причем она указывает, что они должны касаться не только арестов, казней и т. п., но и экономических и социальных сторон русской жизни, чтобы возбудить более общий интерес к русским делам и захватить более широкие круги общества. Она и сама до некоторой степени была знакома с русским языком и среди местных русских могла найти переводчиков тех газетных вырезок, писем и пр., которые я должна была ей высылать, а ее русские знакомые в Голландии, с своей стороны, обещали доставлять ей корреспонденции из России.
У Роланд Гольст были связи в Германии; она черпала материал для голландских изданий из «Darkest Russia» и «Russisches Bulletin», выходивших в Берлине, куда она собиралась съездить, имея в виду широкий план образования международного комитета во главе с Анатолем Франсом, о чем еще раньше думала г-жа Менар-Дориан.
Глава пятьдесят третья
Швейцария
Моим постоянным местопребыванием была Швейцария. В разное время я жила в Цюрихе, в Женеве, в Лозанне и во всех этих городах имела друзей и знакомых среди эмигрантов и русских учащихся. Основать здесь комитеты помощи каторжанам не требовало больших усилий. Я выступала в различное время в Цюрихе, — один раз на студенческом вечере, на котором известный соц. — дем. Грелих произнес блестящую речь о Шлиссельбурге, я прочла несколько стихотворений, а хор студентов пропел мое стихотворение «Нам выпало счастье», положенное на музыку одним студентом. Вышло что-то вроде торжественного гимна и звучало красиво.
В другой раз я прочла в пользу голодающих тогда еще не напечатанную статью «С горстью золота». С тою же целью я читала эту главу (вошедшую в этот том Собрания сочинений) в Цюрихе, Лозанне, в Женеве и в Leysin. Деньги с этих 4 вечеров я отослала в «Русское Богатство». В Цюрихе не было нужды в основании комитета помощи, так как он без моего участия существовал с 1913 г. и посылал сборы в Краковский союз.
В Женеве, благодаря товарищу по «Народной Воле» А. Н. Баху и жене его, докторессе Александре Александровне, много лет жившим в этом городе и имевшим большие связи среди местных жителей, я познакомилась с семьей профессора Э. Клапарэда и с другими женевцами их круга, и с их помощью был устроен очень удачный и многолюдный митинг на французском языке. Вступительное слово, хорошо составленное и хорошо прочитанное, произнес проф. Клапарэд. Я свой доклад на французском языке делала тоже по рукописи.
После митинга Клапарэды увезли меня к себе, пригласив человек 30 своих знакомых на чай. Тут я выслушала много сочувственных заявлений и выражений благодарности за доклад. Особенно горячее отношение проявляли женщины; они высказывали восхищение актами солидарности и товарищества, проявленными в Шлиссельбурге при протестах против режима и при защите друг друга в столкновениях с начальством.
Потом был устроен большой митинг для русских, на котором я сделала обширный доклад о ряде тюрем Европейской и Азиатской России.
При участии А. Н. Баха, Зои Григорьевны Ге и б. члена Госуд. Думы С. И. Аникина был основан комитет помощи, который работал до 1913 г. Вследствие отъезда в этом году самых энергичных членов, этот комитет должен был прекратить свою деятельность, и вместо него сформировалось новое общество. «Оно явилось, — говорилось в объявлении, — как бы продолжением до нынешнего года работавшего в Женеве комитета, основанного в 1911 г., после глубоко взволновавших колонию рефератов В. Н. Фигнер».
В Лозанне я делала доклад на французском языке в Народном доме (Maison du Peuple) и приобрела некоторых друзей среди местных жителей, которые посылали нашему казначею Аитову свои взносы и думали образовать комитет, но, насколько помню, это не было осуществлено.
В Лозанне я познакомилась с очаровательной Натальей Александровной Герцен. Умная, живая и веселая, она внушила мне искреннюю любовь к себе; общение с ней доставляло мне великое удовольствие.
Мои русские рефераты послужили толчком к образованию русского автономного комитета, который, по уговору со мной, взял на себя постоянную заботу об одной из каторжных тюрем, выбранной мной в соответствии с ресурсами лозаннцев.
Мой почин в пользу каторжан возбудил инициативу русских колоний и в тех городах, в которых я лично не появлялась, — в Гренобле, Тулузе, в Нанси образовались секции Парижского комитета или автономные комитеты, собиравшие деньги, распространявшие литературу, которую издавали Парижский комитет и Краковский союз, а деньги посылались либо Аитову, либо делились между Парижем и с.-д. фракцией Государственной Думы или Краковским союзом, о котором говорится дальше.
Глава пятьдесят четвертая
Краковский союз
Спустя полгода после того, как был основан Парижский комитет, бывший каторжанин Сергей Багоцкий положил начало организации, преследовавшей частично ту же цель, какая была у нашего комитета. Он назвал свою организацию по месту основания Краковским союзом помощи политическим заключенным. В противоположность нашему комитету, в котором размер ежемесячного взноса зависел от доброй воли взносчика и колебался от 1 до 1000 франков в месяц, Краковский союз, подобно заграничным рабочим организациям, установил ничтожную сумму в 10 крейцеров. Но сочувствие к политическим каторжанам и ссыльным в Австрии, как и в других европейских странах, не только в многолюдных русских колониях, но и среди иностранцев, было так велико, что и при незначительном взносе, но большом числе взносчиков доход Краковского союза с 2004 кр. 61 гел. в 1910 г. — в 1913 году достигал уже 16629 крон 76 гел.
