Товарищи! В обстановке грозных событий Великой Отечественной войны встречает молодежь Советского Союза 28-ю годовщину Международного юношеского дня. Суровые испытания выпали на долю нашего Отечества, на долю нашей молодежи.
Не считаясь ни с какими потерями, озверелые гитлеровские банды продолжают рваться вперед, бросая все новые и новые силы, стремясь захватить жизненные центры нашей Родины.
На плодородных землях Дона и Кубани идут кровопролитные бои с немецкими захватчиками, пытающимися поработить народы нашей Родины, пытающимися поработить советскую молодежь, лишить ее родины и свободы, обратить наших юношей и девушек в рабов немецких господ. Виселицами, пожарами и кровью отмечают свой путь немецкие людоеды. В огне пожарищ пылают тучные хлеба Кубани и цветущие города Северокавказъя. Мы, вся советская молодежь, трезво сознаем опасность, нависшую над нашей Родиной, всю сложность сегодняшней обстановки.
Чем яснее для нас обстановка на фронте, тем тверже наша уверенность в победе, тем тверже наша решимость в борьбе. Неувядаемой славой покрыли себя славные комсомольцы-фронтовики Гастелло, Талалихин, Жуков и др., сотни комсомольцев тыла отмечают день МЮДа новыми производственными успехами.
Для нас, комсомольцев Кузбасса, основной задачей есть как можно больше угля дать стране, фронту. Немцы захватили наш родной Донбасс, пусть мысль о нем волнует нас, зовет нас на новые победы на угольном фронте. Пусть ненависть к врагу вольется в укрепление дисциплины на производстве, организованности и сплоченности вокруг нашей партии.
Партия мобилизует все силы на то, чтобы всемерно поднять добычу угля. Это политический вопрос. Это военная задача, стоящая перед нами. Уголь — хлеб промышленности. От обеспечения углем зависит бесперебойная работа наших фабрик и заводов, нашего транспорта, а значит, бесперебойная доставка вооружения и боеприпасов, снаряжения и продовольствия фронту.
«Я добываю уголь!» — звучит также гордо, как «Я строю самолет». Можем ли мы, комсомол Ленинска, стоять в стороне от этой фронтовой задачи? Конечно, нет. Наш лозунг — как можно больше угля дать стране, как можно больше дать угля для фронта, а значит, для победы.
Этого требует ПАРТИЯ, этого требует СТАЛИН!
Товарищи комсомольцы и несоюзная молодежь! Будьте застрельщиками во всесоюзном соревновании угольщиков! Завоевывайте знамя Государственного комитета обороны! Все для фронта! Все для победы! Да здравствует наша Красная Армия и ее великий полководец, вождь народов товарищ СТАЛИН!
ТОВАРИЩИ! Общегосударственное комсомольское собрание, посвященное 28-й годовщине МЮДа, дня, когда молодежь всего мира выражает свою ненависть к фашистским поработителям, считать открытым.
И. Ленский. Много разговоров ходит по поводу секретных протоколов к договору Молотова—Риббентропа.
Ф. Бобков. Не только разговоры. По ним и вердикт высказан. Давайте вернемся в то время. У нас не было никаких союзников. На призывы создать блок для отпора фашистской Германии никто не отозвался. Вместо этого Англия и Франция пытались столкнуть СССР с Германией. В такой обстановке что оставалось делать? Подписали неприятный для себя договор. Но в результате этого отодвинули границу на 300 километров на запад. Если бы не договор, немцы в начале войны были бы на 300 километром ближе к Москве. Этого хватило бы им, чтобы подступить к Москве не в октябре—ноябре, а значительно раньше. И может быть, именно договор и позволил спасти Москву?
Недавно я с удивлением узнал, что по истории России у нас 32 учебника, по которым учится средняя школа. И каждая школа выбирает учебник по своему усмотрению. Можно себе представить, какой хаос творится в головах у детей. Приходится признать, что в последние годы мы не очень заботились о том, как будем выглядеть перед будущими поколениями.
И. Ленский. А почему вы и ваши сверстники были так уверены в победе? Ведь поначалу ситуация на фронте складывалась неблагополучно?
Ф. Бобков. Конечно. В те годы не каждый из нас, мальчишек 40-х, смог бы это «почему» четко сформулировать, но каждый понимал: если войну не выиграем, то мы просто все погибнем.
Теперь-то есть много свидетельств, как гитлеровский фашизм стремился не только к борьбе с коммунизмом, сколько к уничтожению Российского государства. Речь шла о порабощении народа, об уничтожении славянства. И это не скрывалось. Это писалось в программных документах фашистов черным по белому. Все народы, населяющие европейскую часть СССР, должны были быть или уничтожены, или превращены в рабов. Говорилось, что после «решения проблемы евреев» «несколько больше времени потребуется для того, чтобы на нашей территории исчезли такие народности, как украинцы, гораки и лемки. Все, что было сказано, еще в большей степени относится к полякам… Что же касается отдельных народностей, мы не стремимся к их сплочению и увеличению, тем более к постепенному привитию им национального самосознания и национальной культуры… Для ненемецкого населения восточных областей не должно быть высших школ… Самое большое — счет до 500, умение расписаться… Идеально было бы научить их понимать лишь язык знаков и сигналов… По радио населению должно преподноситься то, что для него приемлемо, музыка без всяких ограничений. Ни в коем случае нельзя допускать их к умственной работе… Если русские, украинцы, киргизы и т. д. научатся читать и писать, это нам может лишь повредить… Никакого обучения, кроме понимания дорожно-транспортных знаков… Необходимо исходить из того, что главная миссия этих народов — обслуживать нас экономически…». В этом контексте заслуживает внимание приказ командующего 4-й танковой группой Гепнера, отданный 2 мая 1941 года. В нем говорилось, что война против Советского Союза станет продолжением борьбы германцев против славянства. Но и другие государства на Западе не относились терпимо к СССР. Поэтому не случайно, что после победы над фашистской Германией мы столкнулись с новым стремлением активизировать подрывную работу против Советского Союза. Уже в лице бывших союзников по антигитлеровской коалиции. Именно поэтому в 1946 году началась «холодная война»…
И. Ленский. А о репрессиях 30-х годов вы к тому времени знали?
Ф. Бобков. Об этом мы знали, они ощущались во многих семьях. Но репрессии не отторгали веры во власть. Не они определяли жизнь страны. Кто мог думать, что за какими-то делами стоят фальсификации? Некоторые люди подвергались репрессиям несправедливо. У нас в Макеевке много было арестовано инженеров, руководителей предприятий, многих затем освободили. В нашей школе арестовали директора Александра Станиславовича Крже-минского, очень уважаемого человека. Для школьников это было большое потрясение. Но, к великой радости, через полгода мы снова увидели его, встречающего нас у дверей школы. В годы оккупации Кржеминский расстрелян немцами за работу в донецком подполье. Как и некоторые другие наши учителя. В моем возрасте, а мне тогда еще не исполнилось 16 лет, не было восприятия, что в стране творится беззаконие.
