Два дня прошли в ожидании, а на третий, 30 января, — новая радиограмма Гузеева и почти одновременно с ней условный сигнал в передаче Ленрадио. Вновь поднята по тревоге бригада, вновь форсированный марш к Оредежу.
Вышли на место к трем часам, ночи. К четырем связные из всех отрядов сообщили о готовности к атаке. Все шло очень гладко, отряды действовали слаженно и четко.
4 часа 30 минут. С командного пункта с шипением взлетает зеленая ракета. Секундная пауза и… Началось!
Удар был нанесен сразу на всех участках. Создавалось впечатление, что ночной бой завязало очень крупное подразделение регулярных войск — настолько обширно развернулся фронт атаки. Гитлеровцы были захвачены врасплох и долгое время не оказывали вообще никакого сопротивления: повсеместно были слышны выстрелы только наших автоматов и винтовок. Но постепенно стали вырисовываться очаги сопротивления. Подавляя их, вступили в дело партизанские минометы. Стали слышны разрывы гранат. Бой разгорался все сильнее и сильнее.
Командный пункт к этому времени мы выдвинули вперед, ближе к поселку. По донесениям связных да и вообще по наблюдению за происходившим было ясно, что бой пока складывается очень для нас удачно. Захвачено здание вокзала. Пройдены железнодорожные пути, забитые эшелонами. Среди гитлеровцев паника, бегут из Оредежа, нарываясь на наши заслоны, десятками сдаются в плен.
И вдруг в самый разгар схватки раздался колоссальной силы взрыв, одинаково неожиданный как для партизан, так и для немцев. На станционных путях взлетели на воздух несколько вагонов, груженных, судя по всему, взрывчаткой. Ударной волной все окружающее крушило в щепки: как спичечные коробки были смяты и здание вокзала, и станционные постройки, и ближайшие дома.
Взрыв был настолько мощным и ошеломляющим, что грохот боя мгновенно смолк и наступила странная тишина. Слышно стало, как ветерок шуршит тонкими ветвями кустарника, как залаяла вдалеке собака, как потрескивают горящие дома…
Трудно сказать, сколько мгновений длилось это затишье. Но вот короткая, резкая пулеметная очередь, потом винтовочный выстрел, еще очередь, еще, еще… И с новой силой разгорелся бой.
Взрывом опрокинуло и подожгло несколько бензовозов, колонна которых стояла на соседней со станцией улице. Горящим бензином ярко осветило поселок. А вскоре бензоцистерны начали рваться одна за другой, и уже настоящее море огня залило все вокруг.
Уже на второй час боя практически весь поселок был в наших руках. Единственный очаг сопротивления гитлеровцев — бывшее здание райисполкома, превращенное ими в своего рода крепость, — вот-вот будет подавлен. Но почему же не подходят наши войска? Ведь немцы рано или поздно подтянут подкрепление, технику и тогда нам придется очень несладко. Танки подойдут наверняка, а как их остановишь, не имея артиллерии? Да и вообще слишком нас мало, чтобы долго удерживать поселок.
Начали поступать первые сведения о потерях. Среди погибших три командира отрядов: А. М. Зверев, В. И. Осипов и А. Ф. Степанов. Нельзя, конечно, сравнивать боль таких утрат, но особенно сильно резануло меня известие о гибели Степанова. Он ведь был моим однополчанином, вместе сражались мы в Партизанском крае, вместе рейдовали осенью сорок второго. Это его группа совершила налет на вражеские склады перед самым нашим выходом в советский тыл. Еще одна смерть. А сколько их впереди? Ведь еще немного времени — и положение наше станет критическим.
Со стороны Торковичей начался интенсивный артиллерийский обстрел. Не опасаясь уже ударить по своим, гитлеровские артиллеристы стали методически засыпать Оредеж снарядами. Через некоторое время со стороны Луги подошли танки. Потом — со стороны Любани, то есть со стороны главных сил врага, отступавших под ударами Красной Армии. А наших все нет. Шел пятый час боя…
Как выяснилось позже, 377-ю дивизию, снова рванувшуюся вперед, враг опять сковал боем. Мы ждали напрасно.
Но это стало известно значительно позже, а пока мы держали оборону. Шесть часов Оредеж был в наших руках.
А потом был подан сигнал к отходу и бригада вернулась на позиции, с которых атаковала поселок. Здесь решили ждать — вдруг подойдут все-таки армейские части. В Ленинград отправили радиограмму, в которой сообщили о первых итогах боя и о нашей готовности при подходе советских войск вновь атаковать Оредеж. Через два часа была получена ответная радиограмма за подписью Никитина. Начальник ЛШПД поздравлял нас с крупным успехом. Вместе с тем он приказывал бригаде вернуться на базу.
Советские войска заняли Оредеж только неделю спустя, 8 февраля. Гитлеровцам удалось к этому времени вывести свои войска из «мешка». В этой связи оредежскую операцию нельзя, конечно, считать от начала до конца успешной. Но и для того, чтобы назвать ее неудачной, оснований нет. Судите сами.
Захватом Передольской Витебская железная дорога была окончательно перерезана, и воспользоваться ею противник уже не смог. За отступавшими немецкими войсками остались только шоссейные и проселочные дороги, это во многом ухудшило их и без того плачевное положение. Мощный удар партизан по Оредежу был, конечно, для гитлеровцев весьма неприятным сюрпризом, к тому же очень болезненным. Одно дело — иметь в своем тылу довольно сносную перевалочную базу, и совсем другое — груду развалин на ее месте. А ведь после нашего налета на станции буквально камня на камне не осталось. Было уничтожено все путевое хозяйство, разрушено здание вокзала, на путях взорван эшелон с боеприпасами и другим военным грузом, уничтожены 2 крупных склада, 192 автомашины, среди которых много бензовозов, при отходе взорван мост рядом со станцией, в бою убито 600 вражеских солдат и офицеров, еще больше ранено. Наши потери при этом составили 38 человек убитыми и 51 ранеными.
А встреча 11-й бригады с войсками Красной Армии состоялась 5 февраля в деревне Пелково — в 4 километрах севернее лагеря партизан. Она была заснята фронтовым кинооператором и сохранена таким образом для истории. Правда, в район действий бригады вышли части не 59-й армии Волховского фронта, как это ранее предполагалось, а 67-й армии Ленинградского фронта. Но радость встречи от этого не стала, конечно, меньше.
Я был тогда в бригаде, и эти часы стали моими последними во вражеском тылу. Так что линию фронта я пересекал несчетное количество раз: последний был только «туда» — потом фронт догнал нас.
1944 год, февраль — июльК середине февраля с наступавшими советскими войсками соединились 6 партизанских бригад. К концу месяца — все 13. Было торжественное наше возвращение в Ленинград, когда колонна за колонной вступали в родной город партизаны: 1 марта — 2, 6, 9, 11 и 12-я бригады, 6 марта — 5-я… Были и торжества по поводу окончания битвы во вражеском тылу под Ленинградом, и награждения были… А потом одни из нас были направлены в действующую армию, а другие вернулись к мирной жизни — ее ведь тоже кто-то должен был уже налаживать. В их числе оказался и я, привлеченный к работе в аппарате Леноблисполкома.
