идеям. В октябре 1929 года Александру посылают в командировку в Японию, где она читает лекции о Толстом. Там она отказывается от советского гражданства и в июне 1931-го пересекает Тихий океан, направляясь в Америку, где проживет еще сорок восемь отмеренных ей лет.
Еще в Японии Александра начинает писать мемуары. С февраля 1931 года они выходят в журнале «Современные записки», а также в сокращенном виде в «Последних новостях» (Париж). Через два года появляется три перевода – английский, французский и итальянский. Однако пройдут десятилетия, прежде чем станет возможным советское издание. Так наказывали «антисоветчиков».
После 1910 года Лев не питает к Александре никаких теплых чувств. Сестра вместе с Чертковым плела интриги за спиной матери, она виновата в разладе между родителями, она призывала отца действовать тайком от семьи, что было ему чуждо, а в итоге и стало причиной ухода из Ясной Поляны и смерти. В злополучном завещании Александра указана как единственная наследница отца, пусть это даже было вынужденное временное решение.
Чтение воспоминаний Александры подтверждает худшие опасения Льва. Это «скандальные воспоминания», грубые и бестактные. Софья Андреевна изображена исключительно злобно. По словам Александры, она не понимала супруга, часто высказывала в дискуссиях противоположную точку зрения, что Толстого ранило, к стареющему Толстому относилась подозрительно и истерично.
Финальная публикация в «Последних новостях», в которой Александра рассказывает о последних годах жизни Толстого, заставляет Льва выступить с публичным протестом. То, что Лев был сторонником смертной казни, – ложь (здесь память ему изменяет), равно как и то, что в общении с отцом он вел себя высокомерно и самодовольно. Читать, как Александра описывает брата, неприятно:
Он был неуравновешенным по характеру. Я никогда не встречала человека, который так же быстро переходил бы от доброты к жестокости, от надежды к глубокому отчаянию. Мы не ссорились, но я не испытывала к нему никакой симпатии, когда он так грубо вел себя с нашим отцом. В такие моменты им как будто овладевал злой дух. Он мучил себя самого и других.
Когда в Ясную Поляну приезжал Лёва, наша мать радовалась; и хотя иногда они ссорились, но они полностью друг друга понимали. А для отца общение с Лёвой было мучительным. Мнение о необходимости тюрем и смертной казни его раздражало. «Помоги мне, Господи, помоги», – шептал, бывало, он, а после спора говорил мне: «Я больше не могу общаться с Лёвой, мне стыдно!»
Богатство и известность, которые в последние годы стали бременем для нашего отца, для Льва были источником зависти. И, поскольку он проявил способности в некоторых областях, ему казалось, что его талант погубят. Великая и (по его мнению) незаслуженная слава отца была причиной того, что его недостаточно ценят.
Лев был возмущен – отчасти словами Александры о себе самом, но прежде всего портретом матери. Александра не понимает, какой прекрасной женщиной была Софья Андреевна! Она посвятила всю жизнь служению отцу и семье. Лев пишет открытое письмо, под которым подписываются Илья и Михаил. По словам Льва, Сергей и Татьяна также поддерживают его в том, что Александра несправедлива к матери и изображает ее тенденциозно. Забыв завет Толстого «не судить», Александра в своих воспоминаниях допускает непростительные обвинения.
На критику братьев Александра не реагирует, но в частном письме от 20 ноября 1931 года пишет, что ей жаль «несчастных стариков», которые бесцельно ездят по миру. На них просто-напросто нельзя сердиться.
В переводах воспоминаний Александры есть дополнение, подтверждающее, что зарывать топор войны она пока не намерена. Внешность Льва описана нелестно: «черный, с маленькой рыжей бородкой, большим носом с горбинкой, большим ртом, черными глазами». Внимание литературного мира он вызывал не талантом, а полемикой с отцом. Александра также обвиняет Льва в том, что в 1910 году он (хоть и ненамеренно) усугубил конфликт между родителями тем, что полностью принял сторону матери, поверил ее словам и настраивал ее против отца. А свои чувства к Толстому Льву удавалось скрывать далеко не всегда: «Лëва открыто показывал, что не любит отца, а в какие-то моменты он его даже ненавидел».
В противовес здесь можно привести строки из воспоминаний последнего секретаря Толстого Валентина Булгакова:
Лев Николаевич не любил своих сыновей Андрея и Льва. Мало сказать: не любил; по всему чувствовалось, что он должен был подавлять к ним в себе своего рода прямое отвращение.
В начале 1932 года неожиданная помощь от одного американского друга дарует Льву короткую передышку. Он оплачивает гостиницу на несколько недель вперед, отдает часть долгов, покупает два новых костюма и туфли. Он снова может выходить в люди.
О помощи другим речи не идет. Новость о том, что Дора и Хальмбюбуда нуждаются в средствах, огорчает, но что поделать. Не может рассчитывать на поддержку и одиннадцатилетний Ваня. Разрозненные и случайные литературные и художественные заказы оплачиваются плохо. Раз двадцать Лев пытается найти подходящую работу, но чаще всего ему просто не отвечают. Может, ему стоит снова написать министру иностранных дел Франции, но, честно говоря, шансы найти службу там невелики.
Проходит пара месяцев, финансовое положение снова плачевно. Если придут двести франков из Швеции от Киты, Лев сможет хотя бы оплатить последние гостиничные счета. Облегчение наступает в апреле, когда Татьяна приглашает его погостить на пару недель в Рим. К приглашению прилагается железнодорожный билет и скромная сумма на дорожные расходы. Мистику Льву все ясно. В его жизнь вмешалось Провидение. Невидимые неведомые силы всегда помогают человеку в нужный момент!
В Италии Лев отдыхает, знакомится с обстановкой, читает, пишет, рисует. Античный Рим чрезвычайно интересен. Он едет в Торре-ин-Пьетра, что в тридцати километрах от Рима, на молочную ферму сенатора Луиджи Альбертини, Танечкиного свекра. Запах навоза переносит его домой, в русскую деревню. В Риме он идет на концерт сестер Анастасии и Марии Веревкиных, которые в народных костюмах поют русские песни. За ужином у Татьяны сестры рассказывают, что гастролируют по Европе, в том числе и в Швеции, получая жалкие гроши. И в первый итальянский визит Лев тоже не сможет заработать на своих талантах. Но при случае занимает деньги.
Из Америки Татьяне приходит письмо от Александры. В нем есть несколько строк с размышлениями о Льве и для него:
А ведь Лëва часто в своей жизни подходил к настоящему, он, может быть, и нашел бы его, если бы не был сыном своего отца. Мы, дети Толстого, должны бы были всю жизнь быть настороже, помнить, что
