Разумеется, поэты отчасти существа не от мира сего, но чтобы в первую брачную ночь объяснить трепещущей от любви и страсти невесте, что физической близости между ними быть никак не может, потому что это… помешает их духовному родству?! Люба плакала от стыда и унижения, но она как-никак была его Прекрасной Дамой, Таинственной Девой и Вечной Женой, и, возможно, это на время примирило ее с происходящим.
Блок не мог проделывать со своей женой в постели то, что позволял себе с уличными девками в публичных домах, куда он шел, чтобы выпустить пар и… снова писать о чистоте, женственности и белых одеждах! Однако если он, презирая все плотское, вовсю пользовался услугами доступных женщин, то бедная Люба даже помыслить себе не могла, что их брак, освященный церковью, превратится в такой балаган… Ее созревшее тело также требовало любви земной, настоящей, а не той условной близости, которую предлагал ей муж.
Между тем внимания Любы стало открыто добиваться другое литературное дарование – Андрей Белый. Красавец Белый настойчиво ухаживал за женой Блока, а она, бедняжка, не знала, что делать со всеми этими свалившимися на нее высокими чувствами: мистикой собственного мужа, который желал видеть ее как Неизреченную, и поклонением Белого, который также хотел от нее пламенного горения и полного слияния душ…
Люба была чудо как хороша: пытаясь совратить собственного мужа, она выписывала наряды из Парижа, пользовалась модными духами, но лучше всего был ее истомленный неразделенной страстью взгляд. Их физическая близость все же состоялась – через два года жене удалось затащить собственного мужа в постель, но… он заявил, что это была ошибка и больше такого не повторится! Правда, время от времени они с Блоком все же бывали близки, но особой радости в этом для бедной Любы не было.
Наконец она решилась принять навязываемые ей правила чужой игры и стать «свободной, как птица», допустив к своему телу других, раз уж мужу оно было совсем без надобности. Гастролируя с театром Мейерхольда по России, Люба честно писала Блоку о каждом новом любовнике, неизменно приписывая в конце: «Люблю тебя одного в целом мире».
Да, она несомненно любила его, иначе давно ушла бы к кому-нибудь из тех, кто восхищался ею и жаждал ее общения, понимания, страсти… Но сердце ее было навек отдано Блоку, как и его странное сердце навек принадлежало ей. На очередных гастролях Люба всерьез увлеклась актером Лавидовским и даже забеременела от него. Возвратившись домой, она рассказала о своей беременности мужу, и тот… обрадовался! «Пусть будет ребенок! Это еще больше сблизит нас, ведь это будет наш общий ребенок!»
Люба плакала от острой любви и жалости к мужу – Блок не мог иметь детей, переболев в юности сифилисом. Однако детей им иметь было не суждено – новорожденный мальчик скончался через восемь дней, повергнув обоих родителей в неизбывную печаль.
Возможно, только обладавшая ангельским терпением Любовь Блок могла вынести все странности и чудачества своего мужа. Когда тот, увлекшись красавицей актрисой Натальей Волоховой, даже стал думать о разводе, Люба сама пошла к Волоховой и… честно рассказала о поэте все. Что дед Блока умер в психиатрической лечебнице, а мать страдает эпилептическими припадками. Что жизнь с поэтом – это тяжелый груз, но… она, Люба, готова переложить этот груз на другие плечи. При условии, что Волохова действительно любит поэта так, что будет играть по его правилам и при этом забудет о собственной жизни.
Волохова, эта «Снежная королева», которой Блок посвятил цикл стихов, предпочла порвать с поэтом, оставив его жене. Но… Любочке от этого легче не стало. Ее Сашура тут же закрутил новый роман – на этот раз с оперной певицей. Поэту как воздух необходимо было постоянное впрыскивание в кровь сладкого яда влюбленности, а ей – крепкая семья, супружеское счастье, которого с Блоком у нее не было, да и не могло быть…
Началась Первая мировая, и Любовь Блок уехала на фронт санитаркой, разорвав тем самым круг непростых отношений с собственным мужем. Поэт безумно тоскует по жене, и когда она возвращается домой, не отпускает Любу от себя ни на шаг. Александр Блок, который все чаще прикладывался к бутылке дешевого вина и разменивал ее на таких же дешевых шлюх, наконец понял, в чем было его истинное счастье.
До самой смерти Блока они останутся вместе, несмотря ни на его по-прежнему тяжелый характер, ни на горькое разочарование в революции, которую он когда-то приветствовал. Здоровье поэта было подорвано той самой «истиной в вине» и мучительными поисками настоящей правды, которая открылась ему лишь в последние годы жизни: оказывается, счастье было совсем рядом, стоило лишь протянуть руку…
Блок умер вскоре после Октябрьской революции – в 1921 году. Большевики, на которых он согласился работать, взваливали на поэта непомерно большие нагрузки, заставляли бесконечно агитировать, председательствовать, кричать с трибуны… Блок жаловался жене: «Я чувствую, как будто меня выпили…» Блоки жили очень скромно, если не сказать в полной нищете. Смертельно больной поэт просил у новой власти разрешения на выезд за границу, но ему много раз отказывали. Когда же это разрешение наконец было получено, оно уже ничего не могло изменить – Александр Блок умер от болезни сердца.
Любовь Менделеева-Блок пережила мужа на восемнадцать лет и всю оставшуюся жизнь посвятила сохранению его наследия. Умерла она внезапно: открыв дверь двоим приятельницам, пришедшим за ее мемуарами о покойном муже, Люба вдруг сияющим взором уставилась на что-то за их спинами, произнесла: «Са-а-ашенька!» – и упала замертво.
В среде богемы долго ходили слухи о странной болезни Блока, как-то слишком быстро унесшей его в могилу, и о смерти его жены… Все сходились лишь в одном: ему надоело ждать свою Прекрасную Даму на перепутье параллельных миров, и он пришел к ее порогу сам…
Бонни Паркер и Клайд Бэрроу
В этой паре, прославившейся своими криминальными талантами, трудно определить, кто есть красавица, а кто – чудовище. Хотя Бонни Паркер, безусловно, была весьма привлекательна, если не сказать красива, но и она, безусловно, была таким же чудовищем, как и ее возлюбленный Клайд Бэрроу.
Бонни Паркер и Клайд Бэрроу
Бонни родилась в 1910 году в маленьком захолустном техасском городке Роуина. Отцом Бонни был каменщик, мать, как тогда было принято, сидела с детьми дома. Когда малышке исполнилось всего три года, она лишилась отца, и вдова с тремя сиротами перебралась к родственникам в Симент-Сити.
Бойкая девчушка пошла в школу, где у нее сразу же обнаружились таланты. Особенно учителя отмечали прекрасные актерские способности девочки, а также склонность к импровизации и богатую фантазию. Из Бонни, попади она в нужные руки, могла бы получиться незаурядная актриса, журналистка или даже писательница – недаром в средней школе у нее проявятся еще и литературные способности.
