Вскоре после гибели мужа была арестована и Сигрид Расмуссен, ее отвезли в Тромсё вместе с двумя агентами «Иды» — это были Йонас Кумменейе и Асбьёрн Хансен. Она говорила, что ничего не знает об «Иде», и ей почему-то поверили. Альфонс Зелински лично распорядился, чтобы ее отпустили.
«Пастор Тветер проводил меня на кладбище при церкви, где Калле похоронили вместе с несколькими советскими военнопленными. Был прекрасный летний день. Мы подошли к могиле и какое-то время стояли молча около нее. Потом Тветер ушел, и я осталась одна. Я посидела у могилы на каком-то камне. Помню, что я заплакала».
Эта облава была триумфом Клётцера и его подручных — гестаповцев. В западном Финмарке было арестовано более тридцати человек, половине из них грозила смертная казнь. Однако у немцев были иные намерения. У них в руках были передатчики Богданова и Дуклата, а оба радиста находились под арестом; поэтому была начата большая и хитрая игра. Обоих агентов надо было постараться «уговорить» продолжать передавать сообщения в Лондон и в Мурманск — информация должна была быть ложной, чтобы ввести в заблуждение англичан и русских. Клётцер долго обхаживал руководителя гестапо в Норвегии генерала СС Вильгельма Редиеса, и тот в конце концов согласился отменить смертную казнь пленных, если Дуклат и Богданов дадут согласие на сотрудничество. От такого предложения они не могли отказаться. Лето уже кончалось, пленных перевели в лагеря к югу от Хаммерфеста, а обоих радистов продолжали держать в тюрьме. О сообщениях, составленных немцами и отправленных Богдановым в Мурманск, ничего не известно, однако тексты многих радиограмм Дуклата сохранились. Первая из них помечена 12 июня, когда гестаповцы еще разыскивали подозреваемых.
«Личное наблюдение от 12 июня. В 10.30 прошло три грузовых судна. Первое, примерно 4000-тонное, загружено; второе, 6000-тонное, загружено; третье, 3000-тонное, также загружено; их сопровождает небольшой корабль, курс на юг».
Впоследствии Дуклат рассказывал:
«Я был уверен, что в Англии знают о нашем аресте, и поэтому спокойно передавал ложные немецкие сообщения. Кроме того, один из немецких радистов довольно небрежно шифровал сообщения, и поэтому мне удавалось вставлять условные знаки, сигнализировавшие о работе под контролем немцев. Англичане отвечали мне в том смысле, чтобы я не беспокоился и продолжал вести передачи. Так что все это превращалось в какой-то фарс, но мне казалось, что немцы и в самом деле считали, что англичане ни о чем не подозревают. Они очень радовались, когда приходила радиограмма из Лондона».
Но немцы хотели извлечь из этой игры нечто большее. Они хотели заманить сюда английского агента, который доставил бы новую рацию — в Тромсё или в Хаммерфест. Иначе говоря, немцы собирались создать новую сеть, которая работала бы под их контролем. Одного из тех, кого арестовали в результате облавы в Порсе, Финна Харейде, выпустили и «убедили» его, что ему нужно поселиться в одной из квартир в Хаммерфесте. Гизле Риннан, брат печально известного мастера пыток Генри Оливера Риннана, который уже упоминался выше, отправился из Тронхейма на север, чтобы наблюдать за ходом операции.
24 июля Дуклат радировал в Лондон:
«Немецкие специалисты, прибывшие в Хаммерфест во время проведения операции, уже уехали. Я лично побывал в Хаммерфесте, и мне удалось найти нового агента. Мне срочно нужны деньги. Их можно доставить Финну Харейде, в Хаммерфест. Пароль — „Омега“».
Клётцер жестко инструктировал Харейде — тот должен был выполнять все приказы, иначе «будет тут же расстрелян». В отчете, написанном после войны, Харейде подробно рассказывал об этой операции.
«Однажды во время дежурства позвонили с квартиры, куда меня поселили. Звонивший представился „Ларсеном“ [кличка Гизле Риннана]… Когда я приехал на квартиру, он уже ждал меня. Он сказал, что его зовут Сверре Ларсен. Когда он заговорил, я узнал тронхеймский диалект. Он сказал, что английский агент доставит мне рацию, а я должен постараться узнать от него клички агентов и получить информацию о подпольных организациях и их деятельности. Речь шла о том, чтобы узнать все, что можно, об этих тайных организациях, об их членах, а также, где они находятся. Я сразу догадался, что они хотят: тайная полиция была намерена создать подпольную организацию, которая бы работала под их контролем. И как только было бы привлечено к ее работе достаточно много людей, их бы тут же арестовали… Я пошел к Клётцеру и заявил, что отказываюсь это делать. Но он просто ответил, что дело зашло слишком далеко, пути назад нет, и мне придется пройти через все это».
Однако ожидания Харейде и Риннана оказались тщетными. Никакого агента из Лондона не было, и через пять дней Риннан вернулся в Тронхейм. Спустя несколько недель немцы предприняли еще одну попытку. Речь опять шла о деньгах и новой рации. В радиограмме, отправленной Дуклатом, говорилось:
«Двенадцатому от четырнадцатого. Нас устроит передатчик типа „Лиры“, потому что теперь мы можем работать на переменном токе. Радиотелеграфистом будет Сверре Ларсен в Тромсё. Его адрес — Сторгартен, 91, 4-й этаж. Ларсен будет вести передачи вместе со своим родственником, Харейде, после получения рации. Курьер должен приехать в Тромсё. Он должен знать пароль».
На самом деле никакого Сверре Ларсена не было. Долгожданного курьера должен был встречать Нильс Баккен, агент абвера из Фагфьорда. Однако ожидание Баккена тоже оказалось тщетным. Он провел в Тромсё, поселившись в этой квартире, не менее пяти недель, но никаких признаков курьера не было.
Англичане догадались о смысле затеянной с ними игры, но немцы отказывались сдаваться. Характер передаваемых ими сообщений становился все отчаяннее. Например, в радиограмме от 13 ноября было сказано:
«Население Хаммерфеста эвакуируют. Здесь (в Порсе) остались одни мужчины. В четверг (16-го) мы тоже должны уезжать. Аппаратуру придется уничтожить, если от вас не будет иных указаний. Сначала я поеду в Тромсё. Могу ли я выйти на связь с вами оттуда?»
В последней радиограмме, помеченной 6 декабря 1944 года, говорилось:
«11 декабря я уезжаю из Порсы в Тромсё. Харейде был эвакуирован три недели назад. Связи с Ларсеном нет, потому что не работают ни почта, ни телеграф. Находится ли он в Тромсё?»
Ответа так и не было получено. Маскарад подходил к концу. К этому времени немецкие военно-морские базы были эвакуированы из западного Финмарка, а оккупационные войска отступали на запад. План немцев полностью провалился, однако Клётцер слово сдержал, и никто из арестованных расстрелян не был. Все они за исключением, к сожалению, Карла Расмуссена, пережили войну. Торстейн Петтерсен Рааби писал:
