Трагедия Парижской коммуны нашла свое отражение в четырех литературных произведениях. Виктор Гюго написал «Ужасный год». Артюр Рембо бушевал в «Парижской военной песне»:
Весна настала без сомненья,
Поскольку, как весенний дар,
Из зеленеющих имений
Тьер вылетает и Пи кар.
О май над голыми задами!
Смотрите, Севр, Аньер, Медон:
Вот дорогие гости сами
Дары несут со всех сторон…
Украсив крылышками спины,
— Куда там Эросу: старо! —
Тьер и Пикар из керосина
Творят картины под Коро.
Под вашим ливнем керосина
Великий город не остыл,
Не покорился и не сгинул…
Пора нам ваш умерить пыл!
И те, кто радуется, сидя
В деревне, на земле своей,
Еще свет пламени увидят,
Еще услышат треск ветвей!
«Пора цветения вишен» Жана Батиста Клемана, удерживавшего последнюю баррикаду на углу улицы Фоли-Мери-кур, стала гимном Коммуне. Наконец, четвертым произведением стало третье воззвание, написанное Марксом и озаглавленное «Гражданская война во Франции», в котором Парижская коммуна, «прямая противоположность Второй империи», была представлена как первая попытка построить «новое государство». Маркс написал эту работу, не зная подробностей о том, при каких обстоятельствах восстанию пришел конец, поскольку тогда его занимало только отсутствие новостей от дочери.
Тридцатого мая он прочел это воззвание Генеральному совету. В его представлении только изоляция Парижа и слишком недолгое существование Коммуны помешали крестьянам примкнуть к «пролетарской революции», согласно главной его рекомендации с 1848 года. Он вернулся к своим предсказаниям двадцатилетней давности:
«Крестьянин был бонапартистом, потому что он отождествлял великую революцию и принесенные ему ею выгоды с именем Наполеона. Этот самообман при Второй империи быстро рассеивался. Этот предрассудок прошлого (по существу своему он был враждебен стремлениям „помещичьей палаты“) — как мог бы он устоять против обращения Коммуны к жизненным интересам и насущным потребностям крестьян?
„Помещичья палата“ отлично понимала — и этого-то она больше всего боялась, — что если Париж коммунаров будет свободно сообщаться с провинцией, то через какие-нибудь три месяца вспыхнет всеобщее крестьянское восстание…Если Коммуна была, таким образом, истинной представительницей всех здоровых элементов французского общества, а значит, и подлинно национальным правительством, то, будучи в то же время правительством рабочих, смелой поборницей освобождения труда, она являлась интернациональной в полном смысле этого слова. Перед лицом прусской армии, присоединившей к Германии две французские провинции, Коммуна присоединила к Франции рабочих всего мира <…>. И все же это была первая революция, в которой рабочий класс был открыто признан единственным классом, способным к общественной инициативе; это признали даже широкие слои парижского среднего класса — мелкие торговцы, ремесленники, купцы, все, за исключением богачей-капиталистов. Коммуна спасла их, мудро разрешая вопрос, бывший всегда причиной раздора в самом среднем классе, — вопрос о расчетах между должниками и кредиторами. Эта часть среднего класса участвовала в 1848 г. в подавлении июньского восстания рабочих, и сейчас же затем Учредительное собрание бесцеремонно отдало ее в жертву ее кредиторам. Но она примкнула теперь к рабочим не только поэтому. Она чувствовала, что ей приходится выбирать между Коммуной и империей, под какой бы вывеской та вновь ни появилась <…>. И действительно, после бегства из Парижа высших бонапартовских сановников и капиталистов истинная партия порядка среднего класса, выступившая под именем Республиканского союза, стала под знамя Коммуны и защищала ее от клеветы Тьера».
По Марксу, правительство Коммуны было действительно демократически избранным, а потому законным: «Коммуна образовалась из выбранных всеобщим избирательным правом по различным округам Парижа городских гласных… Задача состояла в том, чтобы отсечь чисто угнетательские органы старой правительственной власти, ее же правомерные функции отнять у такой власти, которая претендует на то, чтобы стоять над обществом, и передать ответственным слугам общества… Всеобщее избирательное право должно было служить народу, организованному в коммуны, для того чтобы подыскивать для своего предприятия рабочих, надсмотрщиков, бухгалтеров, как индивидуальное избирательное право служит для этой цели всякому другому работодателю».
В целом Коммуна являет собой наилучшую иллюстрацию того, что Маркс называл «диктатурой пролетариата», использующей полномочия, предоставленные ею волеизъявлением народа. Не говоря уже о том, что она не переняла государственную машину как таковую, чтобы заставить ее работать на себя, а взялась ее преобразовать. Маркс перечисляет характеристики этих государственных реформ, необходимых для перехода к социализму: избавление от армии и замена ее национальной гвардией, уничтожение чиновничьего корпуса и парламентских институтов, замененных «рабочими или признанными представителями рабочего класса», которые «были ответственны и в любое время сменяемы», исполняли свою службу «за заработную плату рабочего» и были «не парламентарной, а работающей корпорацией, в одно и то же время и законодательствующей, и исполняющей законы». Коммуна сорвала с системы правосудия покров «притворной независимости» и взялась «сломать орудие духовного угнетения» путем отделения Церкви от государства. Но этому правительству не удалось перейти к следующему этапу — социализму, потому что оно не смогло правильно распорядиться диктатурой пролетариата.
Маркс впервые подробно излагает свою концепцию перехода от капитализма к бесклассовому обществу. По его мнению, этот переход должен осуществиться в четыре этапа: «революционная и насильственная» фаза, чтобы разом лишить буржуазию власти (как во время захвата власти парижанами); «диктатура пролетариата» (то есть Коммуна) с целью предотвратить деятельность контрреволюционеров (то есть версальцев) путем радикальных реформ наподобие тех, что он перечислил; «социализм», чтобы наладить производство по принципу «каждому по труду»; и, наконец, «коммунизм» — уравнительное распределение продукции — «каждому по потребностям» и свободная организация органов управления.
«Коммуна, — заключает Маркс, — потерпела поражение при переходе от второго к третьему этапу, однако стала самой законченной формой пролетарской революции; вслед за ней в Европе возникнут новые очаги восстания». В завершение Карл проводит небольшой аппаратный маневр: чтобы обеспечить успех этим будущим революциям, чтобы перейти от диктатуры пролетариата к социализму, нужно иметь возможность опереться на крепкую международную солидарность, а для этого — усилить Генеральный совет Интернационала, выведя из него анархистов.
