Ознакомительная версия.
— Вопрос решился быстро, — продолжает Олег Второв. — Иные купцы, споткнувшись, годами не могли встать на ноги, дела поправить. А тут перерыв на мещанство меньше месяца. Да и ЧП случилось один раз!
Стоп! Один ли раз? Я ведь читала бумагу, которую Казенная палата выдала попечителю Московского учебного округа, когда Зиночка решила получить звание домашней учительницы: «Дано сие в том, что в Московском мещанском сословии по Мясницкой слободе состоят записанными Иван Иванович Розенблат, его жена, их дочь Зинаида, 18 лет от роду, веры православной, перечислены в мещанство из Московского купечества на 1895 год».
Странно, из купечества — в мещанство! Обычно ведь наоборот. Я тогда не придала этому значения, думала, описка. Зина сдавала экзамены дважды, потом другие дочери. И каждый раз требовались сведения о родителях. Увы, всюду эти слова: «Из купечества в мещанство!» Итак, 1895 год. В столь далекое прошлое я и не заглядывала. Ведь первое упоминание о своей семье я нашла в книге «Вся Москва» за 1900 год. Оно-то и стало для меня отправной точкой отсчета. Я все время шла вперед от этой даты. Оказывается, нужно было идти и назад.
…Московский городской архив на Профсоюзной улице открывается в десять часов. Бутерброды в сумку — и каждый день как на работу. Фонды, описи, дела… Фолианты дел.
Прислонясь к дверному косяку,
Я ловлю в далеком отголоске,
Что случится на моем веку[18].
Я тоже ловлю, но, в отличие от героя Пастернака, ловлю то, что уже случилось. «Что случилось на моем веку». Сказать, что работа в архиве засасывает, значит, не сказать ничего. Она поглощает. Это не хобби, не времяпрепровождение. Это образ жизни. В первые дни ждешь-надеешься: еще немного, и появится блюдечко с голубой каемочкой. А на нем все сведения, которые ищешь. Блюдечка не будет: архивы неохотно открывают свои тайны. Не случайно нас называют там не читателями, а исследователями: сопоставляем, анализируем, домысливаем… изводим единого факта ради сотни томов архивной руды. Иной том — более десяти килограммов.
Кто ищет, тот всегда найдет. Нет, не всегда! Находки, к сожалению, не столь часты, многих дел в архиве просто нет: затерялись-заблудились по дороге. Но даже если нужный материал значится в списке, радоваться рано. Ждешь заказ — получаешь отказ.
— Видите, — объясняют мне. — На этом бланке написано: «Нуждается в реставрации». На том — «Требует переплета». Какая разница! Все равно — отказ. Разница огромная. Если «нуждается в реставрации», дело не выдадут. Никогда. А вот переплет… Нет переплета — есть надежда. Надежда получить документы. в порядке исключения, только на один день и на конкретное число. Не приедешь — дело вернется на полку. Навсегда.
По описи кажется: в этом томе будет то, что нужно. Нет, опять ничего нового! Один раз, второй, третий… Плюнуть? Послать все к черту? Никто ведь не заставляет. Пропади он пропадом, этот архив! Но тут, как на беговой дорожке, приходит второе дыхание, и бежишь к финишу, продолжаешь искать, надеяться, ждать. Чем больше ждешь, тем находка желаннее.
Но где же этот таинственный 1895 год, когда прадед был исключен из купечества? Впрочем, смотреть надо и предыдущие года, когда он был в купечество причислен.
Яков Иванович Розенблат, двоюродный прадед
«Московская Казенная палата от 20 сего мая за № 17178 предписала мещанина Якова Ивановича Розенблат, 44 лет от роду к 21 декабря 1893 года, холостого, православного вероисповедания, причислить с начала сего 1894 года в Московское 2-й гильдии купечество. Казенная палата, уведомляя о сем городскую управу, имеет честь присовокупить, что Розенблат в купечестве записан по Панкратьевской слободе под № 180 посемейного списка».
А вот список, выданный столоначальником Панкратьевской слободы: «Сведения о Московском 2-й гильдии купце Якове Ивановиче Розенблат, торгующем под фирмою “Братья Я. и И. Розенблат”. Торговля мануфактурным товаром. Городской участок в Теплых рядах № 222. Живет Мясн. ч. 1 уч. Кузнецкий мост, в доме князя Голицына».
Родной брат прадеда! На несколько лет старше. Видимо, в их тандеме тоже старший: имена-инициалы не по алфавиту.
В Теплых рядах братья чувствовали себя прекрасно. Добрым словом вспоминали предпринимателей А. Пороховщикова и П. Азанчевского, которые решили утеплить сырые, холодные лавки и магазинчики, расположенные в Китай-городе. Правление этих рядов находилось на Малой Никольской. «Учреждено для содержания и пользования доходами с устроенных в Москве Теплых рядов… для торговли и гостиницы для приезжающих». Действия открыты с 1874 года.
Еще были Нижние ряды, между Варваркой и Москвой-рекой, Средние, между Ильинкой и Варваркой, — именно здесь помещался склад розничных товаров Ивана Ивановича, и Верхние — между Никольской и Ильинкой. Из-за Верхних рядов в городе разразился огромный скандал. Купеческие лавочки, составлявшие эти ряды, были ветхие, покосившиеся. Однажды какая-то барыня примеряла дорогое бархатное платье, гнилые доски рухнули, и барыня сломала ногу. Владелец магазинчика, чтобы замять дело, вынужден был подарить ей то самое платье…
В общем, Государственная дума решила снести полуразвалившиеся лавочки и построить на этом месте торговый центр. Купцам бы радоваться, а они — ни в какую. Возмущение, конечно, в адрес городского головы Алексеева. «Бедного брата Колю по всей Москве ругательски ругают за ряды», — писал Константин Сергеевич Станиславский (настоящая фамилия его — Алексеев). Но все же власть победила: в конце 1893 года на месте старых Верхних рядов был построен ГУМ.
Торговля в Китай-городе расширялась. Расширялась и деятельность прадеда. В том же 1893 году было создано Общество бумажных мануфактур, «учрежденное… для распространения бумажных и шерстяных изделий». Находилось оно не в Москве, а в Лодзи. Телеграфный адрес: «Розенблат». Без инициалов. Однофамилец? Нет, уверена, это сам Иван Иванович или кто-то из близких родственников! Не случайно ведь в доме на книжной полке стоит сборник стихов Семена Надсона, изданный в 1889 году. На последней странице штамп: «Книжный магазин. Библиотека С. Г. Стракуна в Лодзи». Видимо, между Москвой и Лодзью была тесная торгово-мануфактурная связь, родственная.
Итак, в 1894 году мой прадед Иван Иванович вместе с братом имел в Москве Торговый дом. Однако я просмотрела материалы Казенной палаты и купеческой управы, cправочные книги о лицах, получивших купеческие и промысловые cвидетельства, картотеку торговых домов, акционерных обществ и товариществ — нигде этот дом не значится! Ничего удивительного. Как следует из документов, дело о причислении в купечество Якова Ивановича было закончено 21 мая 1894 года. Наверняка какое-то время прошло и до открытия самого Торгового дома, а потому данные о нем не успели попасть в справочник 1895 года. Ну а потом Торговый дом, видимо, приказал долго жить: ведь именно в следующем году Ивана Ивановича перевели в мещане. А Яков почему-то остался в купечестве. Вообще мой двоюродный прадед отличался охотой к перемене мест. В 1895 году он жил уже не на Кузнецком мосту, а на Рождественке, в 1902 году — во Введенском переулке, потом в Доброслободском. Что делал, не знаю. Один раз промелькнуло упоминание о часовом магазине. Как бы то ни было, по-прежнему купец! Последнее упоминание о Якове Ивановиче — в 1906 году. Умер? Уехал? Следы затерялись.
Ознакомительная версия.
