План оперативной маскировки, составленный генералом Курасовым, сыграл свою роль. Однако план этот, как и любой хороший план, могла сорвать небрежность выполнения. Поэтому Военный совет и штаб 43-й армии установили жесткий контроль над войсками. Самые широкие полномочия получила комендантская служба. Ее посты бдительно следили за режимом маскировки не только на марше, но и после сосредоточения войск в районе Шяуляя - как на подходах к переднему краю, так и в тылу, на глубине до 30 км. Запрещены были радиопереговоры, а телефонные сведены до минимума. А когда смена частей 2-й гвардейской армии полностью завершилась, мы целиком сохранили ее режим связи - вплоть до позывных и псевдонимов должностных лиц, а также все линии связи, старые НП и КП. То же самое и с артиллерией. Она заняла позиции артиллерии 2-й гвардейской армии и вела с них пристрелку очень аккуратно, без превышений огневого режима, к которому привык противник.
Но вернусь несколько назад. Ночью 27 сентября, когда армия находилась еще на марше, оперативная группа штаба уже прибыла в Шяуляй и с утра приступила к рекогносцировке местности в полосе, которую сдавала нам 2-я гвардейская армия. Рекогносцировка дала повод к серьезным размышлениям.
В летних боях, пытаясь прорваться к группе армий "Север", фашистские танковые группировки неоднократно наступали на Шяуляй, И хотя их продвижение было незначительным, эта нацеленность на крупный город и узел дорог наложила определенный отпечаток на конфигурацию фронта. Она стала клинообразной. Оборона 2-й гвардейской армии охватывала этот 45-километровый угол с северо-востока и востока.
По предварительным наметкам штаба фронта, наша армия, приняв полосу обороны от 2-й гвардейской, должна была главный удар нанести с востока, прямо от Шяуляя. Соответственно составлялись планы марша и сосредоточения войск.
Побывав непосредственно на местности, ознакомившись с ней с наблюдательных пунктов, я пришел к выводу, что для нас более выгодно нанести главный удар не прямо от Шяуляя, с востока, а с северо-востока, через городок Куршенай. Здесь второй рубеж обороны противника близко подходил к первому рубежу Расстояние между ними не превышало 4-5 км, включая в себя и сильный опорный пункт в Куршенае. Следовательно, в период артподготовки даже легкая наша артиллерия, не говоря уже о тяжелой, плотно накроет оба оборонительных рубежа и будет сопровождать огнем пехоту, не меняя своих позиций. А на левом фланге расстояние между этими рубежами - 10 - 11 км, то есть вдвое больше.
Второй важный момент касался сосредоточения войск и вывода их на исходные позиции. Местность за левым нашим флангом открыта до самого Шяуляя. Скрытно сосредоточить здесь ударную группировку очень трудно. Зато подходы к правому флангу насыщены лесными массивами до самого переднего края, до Куршеная. Все девять дивизий вполне укроются в этих лесах.
И наконец, третье: хорошая дорога, проходящая от Куршеная на запад, к местечку Лукники (Луоке) и далее на Мемель, как раз вдоль оси нашего наступления. На левом фланге такой дороги нет.
Эти соображения я доложил командованию фронта, предложил перенести главный удар с левого фланга на правый. Видимо, мои доводы показались достаточно вескими. Справившись о том, как проходит марш, генерал Баграмян приказал немедленно изменить маршруты движения так, чтобы войска ударной группировки сосредоточились на правом фланге, перед Куршенаем.
29 сентября мы получили приказ на наступление. В нем, в частности, говорилось: "43-й армии в составе 12 стр. дивизий{102}, развернув для наступления на фронте безым. ручей (3 км севернее Куршеная), Будас 9 стр. дивизий, из них 6 стр. дивизий в первом эшелоне, нанести главный удар в общем направлении на Куршенай, Янполь, Ретово, Мемель".
Общая же задача армий левого крыла 1-го Прибалтийского фронта, в соответствии с директивой Ставки Верховного Главнокомандования, формулировалась приказом так:
"... Прорвать оборонительную полосу противника к северо-западу и юго-западу от гор. Шяуляй, разгромить шяуляйскую группировку противника и выходом к побережью Балтийского моря на участке Паланга, Мемель, река Неман до гор. Тильзит отрезать пути отхода прибалтийской группировке немцев в Восточную Пруссию и во взаимодействии с войсками 2-го Прибалтийского фронта уничтожить ее"{103}.
Справа от нас наступала 6-я гвардейская армия генерала И. М. Чистякова, слева - 2-я гвардейская армия генерала П. Г. Чанчибадзе. 5-я гвардейская танковая армия генерала В. Т. Вольского как подвижная группа фронта должна была войти в прорыв на стыке флангов 6-й гвардейской и 43-й армий с задачей нанести удар на Лукники, Жораны, Мемель.
Не буду перечислять все подготовительные мероприятия, остановлюсь лишь на тех, которые характерны именно для Мемельской операции. Артиллерии у нас было достаточно - по 120 стволов на каждый километр участка прорыва. Однако генерал Баграмян приказал довести эту цифру до 200 стволов за счет артиллерии 5-й танковой армии и ряда других частей. "Это указание товарища Сталина", пояснил он.
Усиление артиллерийской группировки, которое мы всегда могли только приветствовать, в данном случае поставило нас перед трудностями. Увеличивая число стволов более чем на одну треть, надо соответственно увеличить и расход боеприпасов. И когда Евгений Владимирович Щеглов сделал примерный расчет, то получилось, что в период артподготовки артиллерия израсходует слишком много снарядов. А чем поддерживать тогда пехоту при бое в глубине обороны противника?
Однако эта забота вскоре отпала. Ознакомившись с разведданными о противнике, я пришел к убеждению, что наша ударная группировка легко прорвет его фронт и артподготовка, запланированная на 2,5 часа, вряд ли потребует такого времени.
День проходил за днем, срок наступления приближался, а в противостоящих нам фашистских войсках не было заметно каких-либо признаков тревоги. К 4 октября стало ясно, что противник проглядел крупную перегруппировку войск 1-го Прибалтийского фронта{104}.
Перед нами на 9-километровом участке прорыва по-прежнему держала оборону одна лишь 551-я немецкая пехотная дивизия. Это соединение было сформировано недавно, в ходе так называемой "третьей тотальной мобилизации". В захваченных нашей разведкой документах дивизия именовалась "народно-гренадерская имени Геринга". Но ни громкие слова Геринга, провожавшего соединение на фронт, ни пышный, в стиле фашистской демагогии титул, ни даже полная укомплектованность дивизии людьми и техникой не подняли ее боеспособности. Она оставалась низкой, особенно моральный дух солдат, которые боялись русского наступления, боялись быть отрезанными от Восточной Пруссии и зажатыми где-нибудь на клочке побережья между бронированной лавиной "рус панцер" и морем. Так показывали пленные.
