Ознакомительная версия.
В то время Рыжкин был уже тренером сборной СССР и подумывал о том, чтобы вернуться на лед и взяться за новое направление в фигурном катании – спортивные танцы: «И конечно, я не забыл Милочку (ее не только родители, все так называли) – ее пластику, артистизм…» Так появился танцевальный дуэт Рыжкин – Пахомова, который исполнял произвольную программу под непривычную музыку. Они использовали «Очи черные», «Коробейников», «Светит месяц» и, наконец, «Бублики» в эмигрантском исполнении, что вызывало недовольство и страх у чиновников из Федерации фигурного катания. Поэтому на первый чемпионат страны по спортивным танцам, который состоялся в 1964 г. в Кирове, их упорно не хотели пускать. Генерал Пахомов ходил к руководству, пробивал, чтобы дочери с партнером разрешили выступить в личном зачете. Телеграмма пришла в тот момент, когда пара уже выходила на лед. Так они стали первыми чемпионами СССР в новом виде спорта.
Рыжкин был намного старше Пахомовой. Эту пару так и называли – Мила и Виктор Иванович. Он был абсолютно другим по своему характеру и темпераменту человеком, совсем не таким, как Людмила. Будучи партнером-тренером (при том, что был еще один тренер – Станислав Жук), Рыжкин постоянно диктовал свое видение программы… Наконец психологическая несовместимость перешла все границы, и дуэт распался.
Вторым и последним партнером Милы в спортивных танцах на льду и любимым человеком в жизни стал Александр Горшков. Он родился 8 октября 1946 г. в обычной московской семье Георгия Ивановича и Марии Сергеевны Горшковых. В 1952 г. мама впервые привела Сашу в группу фигурного катания в парк Сокольники, а когда после года занятий тренер перевел его в группу самых слабых, Мария Сергеевна посчитала, что с ее сыном поступили несправедливо. Она испугалась, что его вообще вскоре отчислят, потому что из этой группы дальше дороги не было. Тогда она решила перехитрить тренера: однажды пришла с Сашей на тренировку сильнейших и незаметно втолкнула его в группу ребят.
«Я был ни жив ни мертв. Страшно и стыдно будет, если обнаружат, что я незаконно стою в строю, ребята меня засмеют, и ничего горше в жизни нет, чем такой смех. И, о чудо! – тренер останавливается передо мной, смотрит внимательно, а потом, когда я уже чуть было слезу не пустил, спрашивает: “Где ты был целых две недели? Болел, что ли?” – вспоминал в своей автобиографической книге Александр Горшков. – Потом махнул рукой и сказал, чтобы я оставался. Так я попал в число перспективных».
Окончив среднюю школу в 1963 г., он пытался поступить в Институт тонкой химической технологии, но не прошел по конкурсу. Поэтому весь следующий год усердно штудировал учебники, однако занятия фигурным катанием не бросал. Тогда-то и пришла в голову мысль: «А собственно говоря, для чего поступать в менделеевский, если есть институт физкультуры». Так Александр изменил свою дальнейшую жизнь и никогда впоследствии об этом не жалел.
В 1966 г., когда будущие супруги стали кататься вместе, Пахомова уже была чемпионкой СССР, которую не устраивал ее предыдущий партнер, а студент Саша Горшков – обыкновенным молодым разгильдяем. Она выбрала его случайно: как-то покатались для пробы, и Чайковская заметила, что они хорошо смотрятся. А когда Людмила предложила тренироваться вместе, он от изумления сказал, что ему требуется время, чтобы подумать. Три часа приходил в себя, а потом позвонил и дал согласие.
Он даже не подозревал, на что себя обрекает. Как-то раз, после майских праздников, проведенных с друзьями, Александр пришел на тренировку с гудящей головой. Мила посмотрела, ничего не сказала, но все поняла. Вышли на лед. Стали отрабатывать что-то, какой-то совершеннейший пустяк… Три раза повторили, семь раз, двадцать семь раз… У него уже темные круги в глазах плывут. А она говорит: «Ну, сейчас еще раз десять – и хватит!» После сто третьего повторения он про себя поклялся, что больше ничего крепче кваса никогда в рот не возьмет. А она спросила насмешливо: «Ну? Ты понял, дружок, что в таком состоянии на лед выходить нельзя?» Тогда ее авторитет был таким, что возразить он ей не мог.
А тем более влюбиться! В строгих начальников, как известно, не влюбляются. Им внимают беспрекословно и боятся не оправдать доверия. Года три он внимал и боялся. А потом сделал ей предложение и услышал в ответ: «Нет, сначала мы станем чемпионами мира!» Завоевав в 1970 г. золотые медали, Александр и Людмила поженились. На все свадебные хлопоты у них было два дня, потому что на третий день молодая жена уже должна была ехать в Минск, где она ставила свою институтскую дипломную работу.
Свое поступление в ГИТИС по окончании десятилетки Людмила считала подарком судьбы. Ведь ее даже к конкурсу не хотели допускать – у нее не было специального хореографического образования, а это считалось необходимым условием. Тогда она пошла прямо к народному артисту СССР Р. В. Захарову, который набирал курс. Пахомова заявила, что она фигуристка и что фигурному катанию уже сейчас нужны специалисты с балетмейстерским образованием. Видимо, она смогла убедить мэтра, и ее приняли. Приняли условно с годичным испытательным сроком, ради эксперимента.
«Мне было 17 лет, и я была самой младшей из всех. Девочка в школьном фартуке с комсомольским значком – и взрослые люди, профессионалы, которые знали наизусть множество партий, окончили училище, изучили партитуры классических балетов, все перетанцевали на сцене, – вспоминала Пахомова в книге «И вечно музыка звучит», написанной вместе с мужем и опубликованной спустя три года после ее смерти. – Меня спрашивали: “Мила, ты уже целовалась? Или еще нет?” Совершенно очевидно было, что я не доросла до этого института. Учиться было интересно, я была захвачена, но… не справлялась. Мудрено мне было справиться. На многих занятиях по режиссуре, по актерскому мастерству я не могла понять самые простые вещи, я не могла их пропустить через себя, прожить искусственно, потому что я не прожила их в своей жизни…»
Но быть звездой Пахомовой нравилось: «Разве не мечтает об этом каждая артистка? Я хотела кататься так, чтобы после меня и смотреть ни на кого не хотелось. Вот какая вершина была передо мной. Приблизилась ли я к ней? Нам ставили «шестерки», о нас писали, о нас сняли фильм, нас одаривали лестными эпитетами. Я знала себе цену как спортсменке, как фигуристке. Но что касается совершенства нашего танца, моего исполнительского мастерства, тут я не обольщалась». Решающее влияние на ее способность к трезвой самооценке оказал институт. Там Людмилу оценивали по совсем иным критериям: «У нас был преподаватель П. А. Пестов, он вел класс. Когда он меня видел, у него судорогой сводило лицо и портилось настроение на весь день. “Пахомова, – говорил он, – а у вас нет сейчас тренировки? Нет? А я так надеялся…” Он страдал: “Пахомова, что это у вас за позиция? Вы не на льду!”, “Пахомова, зачем вы руки раскрыли, как самолет?!” И так всегда, все годы… Я была без пяти минут чемпионкой мира, а ему в ответ на все эти обидные слова говорила только одно: “Большое спасибо”».
Ознакомительная версия.
