Что ж, благодаря договору с «Лайфом» Скотт и Рене могли теперь получать ипотечные деньги и выстроить себе новый дом в прекрасном районе вроде «Лесного убежища». А также благодаря страстному желанию строителей поселить астронавтов в своих новых домах. Это было их лучшее предприятие. Парни получили землю и дома почти бесплатно, кроме того, четырехпроцентную ипотеку. Для астронавтов вроде Джона или Скотта, который теперь отправлялся в полет, нельзя было сделать большего.
Подрядчики, строители и общественность восхищались Скоттом и его полетом… но внутри НАСА что-то происходило. Скотт и Рене чувствовали это, хотя никто ничего не говорил в открытую. Скотт получил все свои медали, парады, поездку в Белый дом, но что-то было не так, и даже другие жены не могли объяснить Рене, в чем дело.
Скотт полетел 24 мая, через три месяца после Джона. На этот полет был назначен Дик Слейтон, но затем от НАСА последовало сообщение, что у Дика возникла медицинская проблема: идиопатическое мерцание предсердий. Это было такое состояние, при котором электрокардиограмма изредка сбивалась с фазы, вызывая неровный пульс и незначительное снижение работоспособности сердца. А слово «идиопатическое» означало, что причины расстройства неизвестны. Расстройство было выявлено при занятиях на центрифуге в августе 1959 года. Слейтона обследовали в Военно-морском госпитале в Филадельфии и в Школе авиационной медицины в Сан-Антонио, где вынесли вердикт (по крайней мере, так говорил сам Дик): расстройство является незначительным, недостаточно серьезным для того, чтобы помешать работе астронавта. Но на самом деле один из врачей в Сан-Антонио, хорошо известный кардиолог, написал Уэббу письмо, в котором рекомендовал снять Слейтона с полета, ибо мерцание предсердий, будь оно идиопатическое или нет, в некоторой степени снизит работоспособность сердца.
Уэбб просто положил письмо в картотеку. Полет Слейтона был назначен на ноябрь 1961 года. В начале января Уэбб приказал полностью исследовать состояние сердца Дика. Он аргументировал это тем, что Слейтона выдвинули военно-воздушные силы, и их же кардиолог рекомендовал не использовать его для полетов. Следовательно, все нужно было пересмотреть. Случай Слейтона теперь изучали две комиссии: одна состояла из высокопоставленных врачей НАСА, а другая — из восьми врачей, назначенных главным хирургом военно-воздушных сил. И обе они признали Слейтона годным для полета. Тем не менее Уэбб передал дело на рассмотрение трем вашингтонским кардиологам, включая Юджина Браунвальда из Национального института здоровья, как своего рода высшей инстанции. Он также запросил мнение Пола Дадли Уайта, который получил известность как личный кардиолог Эйзенхауэра. Почему это произошло спустя целых три месяца после назначения Дика, никто понять не мог. Все четверо врачей пришли к тому же заключению, что и обе комиссии. Да, речь идет о пилоте с незначительным дефектом сердца. Он, очевидно, мог без всяких проблем совершить космический полет, как и любой другой. Тем не менее вся администрация НАСА словно бы сговорилась вставлять Слейтону палки в колеса, а бумаг при этом накопилось видимо-невидимо. Если уж в проекте «Меркурий» предостаточно астронавтов с совершенно здоровой сердечно-сосудистой системой, то почему бы не назначить на полет кого-нибудь из них и не покончить с этим? Такова была позиция Уэбба. Во время ссоры с Гленном он выступил против астровласти и проиграл. Теперь наступил его черед: Слейтона сняли с полета.
Викторианское Животное было крайне смущено. Оно покорно выискивало интересные истории о Слейтоне. И как только в НАСА могли решить, что он не годен для полета из-за больного сердца? Для этого события просто не находилось… нужных эмоций.
Согласно официальному заявлению НАСА, Слейтон был «сильно разочарован» решением. Сказано слишком деликатно: Слейтон был попросту в ярости. Но он пытался сдерживать себя, делая официальные заявления, потому что не хотел лишиться шансов на пересмотр дела. Он был убежден, что со временем здравый смысл победит. В частных беседах он говорил, что Пол Дадли Уайт принял оперативное решение. Он утверждал, что Уайт и другие врачи сначала выдали медицинское заключение, признав его годным к полету, а затем — оперативное решение: даже если так, то почему бы не выбрать кого-нибудь другого? У них было право на медицинское заключение. Но они приняли оперативное решение! Слово «оперативное» было для Слейтона священным. Он был Королем Оперативного. Оперативное относилось к действию, к реальному делу, к полетам, к нужной вещи. А медицинское — к одной из многочисленных разновидностей побочного. Вы ведь не обращались к врачам, чтобы принять оперативное решение. В «Лайфе» прекрасно знали, насколько рассержен Слейтон, да и другие журналисты догадывались об этом. Но Вежливое Животное не могло найти для всего происходящего… уместного тона. Поэтому оно согласилось с версией НАСА: «сильно разочарован». И немногие журналисты понимали, что это было выше гнева. Дик Слейтон был сокрушен. Он не просто потерял очередь на полет — он потерял все. В НАСА только что заявили, что у него больше нет… нужной вещи. Словно бы она трещала по всем швам — и вот треснула. Идиопатическое мерцание предсердий — при чем тут это? По всем швам! Вся его карьера, восхождение из мрачной суровой тундры штата Висконсин были основаны на его неоспоримом обладании этой нужной вещью. Это была самая важная вещь, которая имелась у него в этой Котловине смертельной ошибки, и этого было достаточно. А теперь она просто треснула! Он чувствовал себя униженным. Теперь этой вещью ему будут тыкать в лицо все кому не лень. Теперь он не сможет вернуться в Эдвардс, даже если захочет. В военно-воздушных силах не станут использовать брак НАСА для серьезной летной работы. Летные испытания? Черт побери, он ведь больше не летал самостоятельно. Это правда. Он мог подняться в воздух лишь на заднем сиденье двухместного самолета, а пилотом был кто-нибудь другой, у кого нужная вещь еще не испарилась через порванные швы. Возможно, в авиации его тоже отстранят от полетов, несмотря на то что, по заключению главного хирурга, он — «полностью квалифицирован как летчик военно-воздушных сил и как астронавт». Ведь была задета честь авиации. Сам начальник по кадрам военно-воздушных сил, генерал Лемей, удивлялся: если Слейтон признан негодным к полетам для НАСА, то как он может летать для авиации? И все это говорилось о нем, Дике Слейтоне, который больше всех старался, чтобы к астронавту относились как к пилоту — хотя бы как к продолжению самолетных рычагов управления в капсуле или, черт его побери, космическом корабле.
