– А что?.. Все мы “скованные”. Я лично скованный...
Композиторы насупились.
Вечером в гостинице пошли разборки “против алкоголя”, с криками, с обвинениями, с доказательствами вреда водкопития... А когда пафос достиг вершины, Коля Грахов неожиданно предложил выпить. И выпили.
Почти сразу случился фестиваль в Новосибирске, выступили “Hay” отменно. А через день выяснилось, что Алика Потапкина забирают в армию. Пришлось срочно уговаривать и вводить в программу Володю “Зяму” Назимова. Впереди маячили стены Москвы.
Москва, город всяческими дарованиями обильный, в глубине своей коллективной души в собственные свои силы не очень-то верит, а потому поджидает искони какого-нибудь сибирского мужичину, который правде-матке вразумит без остатку, совокупно премного удовольствия доставив. Тут бы, кажется, и катить мужичью во стольный град, да вот беда: не всякого мужика столице надобно, всякие и так прут... Мужик Москве нужен особенный.
Тайну эту свердловские рокеры раскусили в начале 80-х, когда “Трек” в столицу был зван да поехал, а вернулся очень потрепанный. “Урфин Джюс”, наоборот, не поехал, хоть и собирался, как-то раз даже аппаратуру в поезд затащили, но тактический дар Пантыкина взял верх, едва успели до отхода аппарат обратно из поезда выбросить. Вот и вспоминают в Москве старые люди, что была когда-то легендарная группа “Урфин Джюс”... А “Трек” в московском рокерском народе переименовали в “Дрек” и вспоминать отказываются. Но совсем не известно, как бы сложилось, если бы “Урфин” вовремя из поезда аппарат не выгрузил...
“Hay” собирался брать Москву “всерьез и надолго”, въезд на белом коне планировался загодя, тщательно, с учетом прошлых ошибок. Сперва нужно было “сделать” провинцию, далее – Питер, там, “Hay” знали, штурм пленума Союза советских композиторов удался. До старой столицы вести из некогда новой быстро летят, в Москве заволновались.
Газета “Московский комсомолец” (30.07.87) писала:
“Наутилус” покорил Ленинград и намеревался продолжить свой триумф в Москве... Но выступления былиотменены, и встреча с асами уральского рока весной 1987 года не состоялась. Жаль. Москвичам есть чему у них поучиться: если именитые ленинградцы выглядели бледновато на фоне “Наутилуса” и “ЧайФа”, то, мысленно представив себе их появление, скажем, на июньском фестивале рок-лаборатории в ДК им. Горбунова, мы получили бы просто сокрушительный для столицы контраст.
Так-то оно так, но в Свердловске считали, что столица“не дозрела”. Наполеон, согласно известной картине, сидел в ожидании ключей на походном стульчаке. Но не дождался. Бутусов поступил мудрее: он сидел на кухне у Белкина, скрашивая тактический маневр питием крепленых напитков. А в промежутках выезжал на “околостоличные” мероприятия.
23–24 мая – Вильнюс, “Литуаника” – лауреатство.
Саша Калужский, тогдашний директор, смеялся по поводу того, что “Наутилусу” дали первое место, чтобы москвичам не давать. Это правда, но не вся публика в Вильнюсе настроена была очень агрессивно, а “Нау” посреди 1987 года вышел на прибалтийские подмостки не просто с русскоязычной, авообще с русской народной песней в качестве “эпиграфа”.
Вспоминает Леша Могилевский:
Когда “Разлуку” запели, на сцену полетели коробки, копейки, спички горящие, а пели-то в потемках... И как ни странно, народ не мохнул, а крепко разозлился, я видел Умецкого, он был готов взорваться... Мы стали рвать струны, строить рожи, я начал из “малыша” выламывать клавиши... И поперло, зал переломился, “Мальчик Зима” ухнул, включили свет, а у нас, оказывается, грим несовковый... Концерт кончился “на полное ура”, мы стали уже спокойно по окрестностям перемещаться.
21 июня – концерт в Таллиннском дворце спорта, атас.
27–28 июня – Черноголовка, самое “подстоличье”. Сюда “Нау” планировался по-серьезному.
Вспоминает Сергей Гурьев, один из организаторов фестиваля:
Когда появилась “Разлука”, она произвела впечатление культурного шока; тогда мечтой любого менеджера стало привезти эту группу в Москву, Москву потрясти и так далее. В Питер (на пленум СК. – Л.П.) была специально экипирована экспедиция, посмотреть, как все выглядит на концерте; оказалось, еще круче, чем думалось. И как раз намечался фестиваль в Черноголовке, такой был научный городок с особым статусом, где больше разрешали, чем в Москве.
В Черноголовке царила идиллия: интеллигентная аборигенная молодежь сплошь из научных сотрудников, тщательно отобранные гости из столицы – человек сто, кто в автобус влез; четкая организация, отличная гостиница, от нее по одну сторону – зальчик мест на шестьсот, по другую – лес, за лесом озеро, туда ходили купаться. И ближе к полуночи все проживающие слышали, как марширует по лесу “Наутилус”, сам себе распевает: “Марш, марш левой, марш, марш правой...” Кто-то пораженно выдохнул: “Вот... Идет живой „Наутилус“”. Как будто там уже ходил когда-то мертвый “Наутилус”...
На следующий день – концерт, последний концерт Потапкина перед армией, просто очень хороший концерт. В результате – третье место согласно социологическому опросу (впереди “ДДТ” и “Алиса” – неплохая компания!).
Параллельно происходили странные концерты “то ли в Рыбинске, то ли в Саранске”... Там было весело: аппарат “трехполосный” – три колонки на сцене, не слыхать ни черта, зал набит – из деревень крестьян автобусами привозили... Три хлопка в зале, публика спит... Директорствовали тогда Саша Калужский и Костя Ханхалаев, они эти концерты устраивали. Впрочем, тоже практика...
11 сентября открылся фестиваль в Подольске, знаменитый фестиваль, “ключи от Москвы”... Открывался в обстановке перестроечной неразберихи, когда никто не знает, что уже можно, а что еще нельзя. То открывался, то обратно закрывался с последующим все-таки открытием. Перед самым стартом рассылались неугомонными комсомольцами телефонограммы, что, мол, ехать не надо; пару часов спустя за подписью Рудинштейна уходили телефонограммы противоположно-пригласительные; неразбериха творилась полная. Но и в этой сутолоке “Наутилусу” отведена была собственная роль, образцово-показательная, на грани анекдота: среди организаторов в последний момент произошел раскол на тему “вызывать свердловчан или не вызывать”.
Свидетельствует Сергей Гурьев:
Комета (Наталья Комарова. – Л.П.) решила, что в Подольске бардак, а свердловские группы, они такие аристократичные, интеллигентные, любят комфорт... Какой-нибудь “Цемент” из Риги, он поймет, а Свердловск может и не понять, там люди благообразные, их в это пекло тащить как раз и не нужно. Поэтому повторные телефонограммы не надо посылать, не прилетят так не прилетят... А мне было обидно, и я настропалил Рудинштейна, чтобы он все-таки в Свердловск позвонил. Комета потом ходила и думала: “Кто их вызвал? Я же не хотела; у нас могут с ними отношения испортиться!.. В гостинице в туалете свет не горит, а тут группа из Свердловска!..” Правда, музыканты немножко переживали, ныли, но, с другой стороны, комсомолки любили их больше всех, бегали, гладили им воротнички.
Что удивительно, суровые уральские рокеры и поныне в качестве первых воспоминаний о Подольске обыкновенно выкладывают, что свет в сортирах не горел, что спали на матрасах и укрывались матрасами... Как ни крути, люди-то благообразные... Но ничего, сдюжили. Под открытым небом, под дождичком, спали, укрывались, пили сухое вино; были там дикие очереди за вином, да еще нужно было идти за ним в сам Подольск.
Бродил по коридорам Майк, и было его жалко.
Из интервью А.Могилевского:
Он тогда крепко пил: как мы с сигаретами ходим, так он с пузырем ходил.
Перед концертом Майк лежал трупом, вокруг, затравленно матерясь, бегали организаторы.
Из интервью С.Гурьева:
И вдруг Майк встал, на автопилоте концерт отпел, никто даже не заметил, как он чудовищно пьян.
Пили, впрочем, все, и отчаянно: Шевчук устроил ночью страшный грохот в номере, оказалось, пытался выбросить в окно кровать. Зачем – непонятно, но не выбросил, сил не хватило, уснул.
Но дело не в пьянке, дело в музыке... А с музыкой в Подольске обстояло неважно. То есть просто плохо, причин чему было множество. Не приехал Володя Назимов, барабанщик, пришлось на ходу вспоминать, что такое работа с драммашиной; да и весь выезд из Свердловска был сопряжен с такими нервными перегрузками, что было в общем-то не до музыки. На сцене не работали мониторы, играть пришлось “вслепую”, никто друг друга не слышал... Но аудиторию это не интересовало.
