Ознакомительная версия.
В некоторых источниках ко времени Тан относится основание Пекина, который тогда назывался Ючжоу. Не отличаясь от других крупных поселений, будущая столица строилась, увеличивалась в размерах и по численности населения, разрушалась и восстанавливалась, оказывая все большее влияние на политическую обстановку в Китае. В 1126 году город захватили кочевые племена чжурчжэней и, переименовав Яньцзинь в Чжунду, объявили его столицей небольшого государства Цзинь на северо-востоке Китая. Для многих хронистов истинная история Пекина началась в 1215 году, когда Чингисхан приказал сжечь существовавшее поселение и построить новый город. Так, буквально из пепла возникла Великая столица (монг. Даду), иначе называемая Городом хана (монг. Ханбалык).
Спустя полвека после прихода монголов власть в Поднебесной захватил хан Хубилай, еще один завоеватель с севера, родоначальник династии и основоположник эпохи Юань (1280–1368). Во времена господства монголов Пекин впервые стал центром огромной империи. В XIV веке за ним закрепилось название «Северное спокойствие» (кит. Бэйпин), от которого произошло русское слово «Пекин». После переноса сюда резиденции второго минского императора город получил название Северная столица (кит. Бэйцзин). В последующие годы его называли Бэйцзином или Бэйпином в зависимости от того, являлся ли он в данный момент центром государства.
Повседневная жизнь владык средневекового Китая была отгорожена от посторонних взоров глухой стеной, поэтому история не оставила о них достоверных сведений. Ни один из правителей не нарушал многовековых традиций, опасаясь утратить неограниченную власть над подданными. В Поднебесной нарушителей закона ожидала немедленная и жестокая расправа, не касавшаяся только одного человека в государстве – самого законодателя, то есть императора. Никто не осмеливался наблюдать за ним даже издалека, ни один придворный не имел права рассказывать о том, что происходит во дворце. Под угрозой казни людям запрещалось смотреть на Сына неба во время следования императорского кортежа по улицам Пекина.
Изображение дракона как символа императорской власти
Согласно Конфуцию, боги управляли земными делами через царей, наделяя их титулом «Всемирный монарх и господин Вселенной, которому все должны подчиняться». Правитель не пользовался личным именем, которое никогда не произносилось и не записывалось. В течение жизни его именовали по названию династии, а после смерти давали особое прозвище: Великий император (кит. Хуанди), Святой император (кит. Шэнхуан), Сын неба (кит. Тяньцзы), Мудрый правитель (монг. Богдыхан), Владыка (кит. Чжуцзы), Первый владыка (кит. Юаньхоу), Высокочтимый (кит. Чжицзунь), Будда наших дней (кит. Дан Цзинь фое), 10 000-летний властелин (кит. Ваньсуйе).
При обращении к самому себе китайский император употреблял нескромную фразу: «Единственный человек» (кит. Гуажэнь). В старину существовал иероглиф, применявшийся только по отношению к правителю, – «чжэнь», что в переводе означает «мы». Отвечая на вопросы монарха, подданные никогда не использовали слово «я», заменяя его более подходящим в данном случае термином «раб». Люди из свиты приветствовали господина возгласом «10 000 лет жизни!», отводя императрице всего тысячелетие. Всеобъемлющая власть императора не вызывала сомнений. Китайская нация рассматривалась как одна большая семья, которой он повелевал в качестве и отца и матери. Членам своеобразного семейства надлежало выказывать «сыновнюю любовь» с помощью благоговения и покорности. Символический родитель мог сделать и сказать что угодно, зная, что никто не посмеет усомниться в правильности его слов или поступков.
Народу Сын неба представлялся существом из другого мира. Подданным лицо владыки не показывалось, ведь на могилы предков или на столичную площадь для жертвоприношения он следовал в закрытом паланкине. «Перед редким выездом императора Даогуана, – писал русский географ Е. Королевский в книге „Путешествие в Китай“, – с улиц сметают сначала народ, потом грязь и мусор; убирают балаганы и лавчонки вместе с хозяевами и всяким хламом, прогоняют собак и свиней. Все переулки занавешивают. Дорогу пересыпают желтым песком. Прежде император всегда ездил верхом, теперь иногда показывается на носилках. Сидит он неподвижно, ровно, не поведет глазом, не повернет головой всю дорогу, и потому любопытные иногда решаются взглянуть сквозь щель ворот или окна в полной уверенности, что их никто не заметит». В число любопытных однажды попал сам автор книги, отметивший, насколько «ревностно охраняли Сына неба толпы солдат, слуг и всякого рода чиновников, и это оживляло улицу, на которой воцарялась могильная тишина после всегдашнего гама и шума…».
Трон императора
С владыкой династии Мин разрешалось беседовать стоя на коленях, причем исключение не делалось даже для членов царской семьи. Почести воздавались не только ему, но и предметам, которыми он пользовался. Вельможи падали ниц перед императорскими подарками; отбивали земные поклоны перед вазой, курильницей, подушкой, пустым троном или ширмой из желтого шелка, украшенной изображениями дракона в качестве символа власти и черепахи, олицетворяющей долголетие. Каждому провинциальному чиновнику при получении бумаги от императора полагалось валиться на пол, ориентируя тело в сторону Пекина. Остальным, в том числе и дипломатам, перед аудиенцией полагалось совершить сложную церемонию: троекратно встав на колени, 9 раз низко поклониться, касаясь лбом пола при каждом поклоне. Для того чтобы спасти ноги от ран, китайцы оборачивали колени толстым слоем ваты, незаметной под длинным халатом. Иностранцы вручали деньги евнуху, и тот в нужный момент незаметно подавал челобитчику маленькие подушечки.
В целом этот ритуал был унаследован представителями маньчжурского рода Цин (1644–1911), по их убеждению, «не имевших себе равных за пределами Поднебесной». По этой причине все иноземные послы воспринимались данниками, оттого никто из них не имел права разговаривать с Сыном неба стоя во весь рост. В случае отказа от унизительных церемоний дипломатов высылали из страны, не давая возможности исполнить поручение. В марте 1656 года в Пекин прибыла русская торговая миссия во главе с боярским сыном Фёдором Байковым, который должен был передать маньчжурскому императору грамоту царя Алексея Михайловича. Послу назначили аудиенцию, «попросив» прежде встать на колени перед ламаистским храмом и многократно поклониться, имитируя поклон богдыхану. Помня о собственной вере и аристократическом происхождении, боярин не согласился и был выдворен из Пекина. Спустя 4 года некоторых уступок добился его коллега Н. Г. Спафарий, которому разрешили пройти во дворец, но вручить подарки и грамоту лично не позволили, поскольку тот не пожелал кланяться.
Более покладистыми были англичане, в частности лорд Маккартней, прибывший с официальной миссией в Китай летом 1793 года. Видимо, британский посланник выполнил ритуал надлежащим образом, если не только сумел побеседовать с императором, но и заслужить его милость. Впоследствии всем европейским дипломатам долго напоминали об усердии Маккартнея и настойчиво рекомендовали брать с него пример. В 1805 году в сторону Китая направилось посольство во главе с графом Головкиным. Русские смогли доехать лишь до Урги, где их остановили китайские чиновники. Выслушав предложение прорепетировать известный ритуал перед табличкой с именем богдыхана, глава миссии, по обыкновению, отказался и вскоре отбыл назад, в Россию.
Блюстители этикета запрещали иностранным посланникам являться пред Сыном неба в очках, надевать шпагу, которая в Европе считалась обязательным дополнением дипломатического мундира. В конце XIX века слишком многие иностранные послы выступали против унизительного этикета. Поражения Китая во внешних войнах вынудили маньчжурских правителей пойти на уступки. С 1873 года дипломатам не требовалось падать ниц, а количество низких поклонов было сокращено до 3. Первый из них следовало совершить при входе в аудиенц-зал, другой – пройдя несколько шагов вперед, третий – непосредственно перед троном. По окончании приема повторялся тот же церемониал, причем удаляться дипломат должен был, пятясь спиной к выходу.
Китайские владыки использовали давнюю веру во всемогущество дракона, используя его изображение в качестве символики. Легендарный змей с 4 лапами и 5 когтями красовался на гербе правителей маньчжурской династии Цин, отмечая собой все царские вещи, включая мебель, обивку трона, посуду, платье, драгоценные украшения. В народном сознании маньчжурские императоры обладали такими же глазами, лицом, руками и производили на свет похожее потомство. «Тот, кто стоял над народом», почитался наравне с животным, способным подняться с земли до неба, вызывая столь же благоговейный трепет. Императорский халат отличался от одеяний свиты наличием вышитых эмблем: 2 золотых дракона на плечах, 1 на груди и такой же на спине. Парадный костюм владыки дополнялся бусами из крупного жемчуга и небольшой круглой шапочкой, украшенной 3 вышитыми друг над другом драконами. Каждый змей был отмечен 3 мелкими и 1 крупной жемчужиной. Огромное количество одежды требовало бесконечных переодеваний, ведь в течение месяца правителю нужно было продемонстрировать «11 халатов на меху, 6 парадных халатов, 2 меховые жилетки, 30 пар теплых курток и брюк, не считая множества повседневных одеяний».
Ознакомительная версия.
