…Вспоминаю, как мы пересеклись с Борис-Борисовичем в пресс-центре на Васильевском спуске, где наше агентство занималось медиа-поддержкой “MTV Russia Music Awards”. В рамках мероприятия Константин Львович Эрнст рухнул перед Гребенщиковым на колени и вручил ему приз “Легенда русского рока”. Почему-то вспомнились написанные БГ в далеком 82-м году строчки
“Двадцать лет – это ерунда, но сколько мастерства мне дали года.
Не играй я на гитаре, а стой у станка,
Мне давно бы дали ветерана труда”.
Что-то в этом роде в итоге и получилось…
За кулисами после пресс-конференции мы обменялись мнениями о музыкальных новостях из холодной Америки. По привычке рассказали друг другу о паре десятков групп, названий которых, наверное, никто не знает – кроме интернет-маньяков, Троицкого и Сапрыкина. Я поведал веселую байку о том, что когда лохи критикуют “Кушнир Продакшн” за текучку кадров, я привожу в пример скорость изменения состава “Аквариума”. Вот, мол, где текучка – так текучка. Музыканты сменяют музыкантов. Директора сменяют директоров. Администраторы сменяют администраторов. И ничего страшного: живут люди, эволюционируют, играют концерты, записывают альбомы, празднуют юбилеи.
Борис Борисович выслушал этот поток сознания, мудро улыбнулся и произнес: “Все правильно. Потому что все, что течет, – то живет”.
Если задаться целью, можно завалить мир любой группой. И “Мумий Троллем”. Все говорят: русской музыке сейчас не пробиться. Ерунда… Я знаю, как это сделать. Нужно устроить грандиозное шоу и выпускать нас на сцену надо вместе с медведями. Это все поймут – типа русский рок и русский цирк! Плюс запустить наш балет, а в конце шоу —ракету: у-ух, привет, мол, от Юрия Гагарина! Вместо салюта. И весь мир пойдет смотреть это. Гарантирую. В дуэте – Майкл Джексон. Одну строчку подпоет Бритни Спирс – думаю, она не откажется от больших денег... Потом романов каких-нибудь сварганить быстренько, между мной и Бритни… И все. Мы уже вышли на мировой уровень. Да, чуть не забыл: еще нужно будет открыть новогвинейское отделение Мумийленда.
Илья Лагутенко, 2003 год
Илья Лагутенко пришел в Россию победителем. Появился ниоткуда – чуть ли не с Луны. Пришел с экранов телевизоров, с кассетных магнитофонов, с FM-радиостанций. Сошел с обложки “ОМа” босоногим мальчишкой-дразнилкой. С лукавым взглядом и зелеными ногтями, в зеленой водолазке и зеленых джинсах. В саду повеяло весной. Настолько, что порой захватывало дух.
В 97-м году мы воочию столкнулись с новой, никому неведомой степенью свободы. Все, что творилось тогда вокруг группы “Мумий Тролль”, наглядно продемонстрировало, что в эпоху шальных доходов и пуль никаких правил не существует. Что успеха могут добиваться не только заслуженные мастера спорта. Что балом правит не только химическое вдохновение “Агаты Кристи” или математические расчеты Макса Фадеева. Что “Серьга” и Чиж – это уже вчерашний день, а модные “Мечтать” и “Свинцовый туман” – всего лишь группы-однодневки.
Новая волна накатывала на нас с Дальнего Востока. И везде обретала постоянную прописку. Население одиннадцати часовых поясов было повержено странными, что называется, брутальными видеоклипами. Безумного вида юноша корчил с экрана наглые рожи, заговорщицки подмигивал и мурлыкал себе под нос что-то откровенно порочное. Это было так ново, провокационно и неожиданно, что многих поклонников волновал только один вопрос: “Этот парень – голубой? Или не голубой?”
Выпущенный умелой рукой снаряд попал точно в цель. Футболки с лицом Ильи стайками расхаживали по Невскому и Красной площади, Крещатику и Гурзуфу, Академгородку и Владивостоку. Фраза “в подворотне нас ждет маниак” стала для поколения 90-х чем-то вроде пароля. Тинейджеры ломились на концерты “Троллей” и песни с “Морской” пели хором – вне зависимости от темпа и ритма.
Всей своей последующей деятельностью Лагутенко и Ко подтвердили тезис о том, что актуальное ранее “поколение дворников и сторожей” перестало быть движущей силой истории. Ему на смену пришло новое поколение – поколение победителей.
Наш единственный долг перед историей – постоянно ее переписывать.
Оскар Уайльд
Я отчетливо помню первые впечатления от “Морской”. Оперативно ознакомившись с привезенной из Лондонакассетой, я с первого раза мало что понял. Подобная музыка в духе Pulp не вызвала во мне бурных эмоций. Слишком много эклектики: тут и брит-поп, и новая волна, и неоромантика, и, я извиняюсь, русский рок...
Но чем больше я слушал “Морскую”, тем больше она мне нравилась. Какие-то интригующие напевы про “ожерелье голых поп”, стрекочущая гитарка во “Вдруг ушли поезда”, старинные клавиши в “Утекай”, циничный текст “Скорости” и мечтательность “Всецело всем” начали будоражить воображение. В “Морской” оказались замаскированы такие запретные конфетки и такие порочные “ла-ла-ла”, которые могли привлечь к себе и богемную публику, и читателя кислотного журнала “Птюч”, и пока еще невинную десятиклассницу. Этим можно и нужно было пользоваться.
Незадолго до этого у меня с Леонидом Бурлаковым был заключен джентльменский договор о систематизированной пресс-поддержке молодой команды из Владивостока. Что именно делать, мне было не до конца понятно, но действовать приходилось решительно. Через пару недель мне надо было сдавать в журнал “Harper’s Bazaar” материал о лучших пластинках 96 года. Идеологически обработав в полумраке кафе молодую редакторшу издательского дома “Independent Media”, я поставил рецензию на “Морскую” в гущу актуальных достижений сезона: аккурат между рок-мантрами Kula Shaker и новым диском Марианны Фэйтфул.
Рецензия на владивостокские рок-хроники заканчивалась на восторженных нотках: “Каждая вторая песня „Мумий Тролля“ – потенциальный хит. Если составители плей-листов на FM-радиостанциях наконец станут объективны, вы еще услышите эротичных „Девочку“ и „Розу Люксембург“, акустические „Забавы“ и „Утекай“ или датированную 84-м годом „Новую Луну Апреля“”.
Лагутенко, с которым мы в тот момент были знакомы лишь заочно, рецензия в “Harper’s Bazaar” понравилась. Это был отличный повод пообщаться. Мы обменялись мнениями по телефону. Илья находился в Лондоне, я – в Москве. Прорвавшись сквозь автоответчик с записью группы Texas, я услышал в трубке мяукающий голос.
В процессе общения Илья показался мне каким-то несерьезным – все время шутил, смеялся и валял дурака. Со страшной силой коверкал и рифмовал все слова подряд, демонстрируя совершенно ассоциативное мышление. Он был себе на уме и производил впечатление Мальчика Бананана из кинофильма “Асса”, который придет в квартиру прямо с пластинки “Банановые острова”. О чем я Илье тут же сказал.
“Я не могу отрицать, что во время школьных путешествий в Москву слышал „Банановые острова“ и любил этот альбом, – ответил Лагутенко. – И, наверное, хотел сделать для себя что-то подобное”.
В это мгновение Илья показался мне откровенным. Но уже в следующую секунду он внезапно заявил: “А вообще-то мы никогда не делали музыку для танцев. Ведь я всегда хотел играть, как Deep Purple!”
Наобщавшись с непрогнозируемым Лагутенко, я начал сочувствовать продюсеру “Троллей” Лене Бурлакову, который бабахнул в эту авантюру свои сбережения. И только потом вспомнил его предостережение: “Учти, я в течение пятнадцати лет пытался найти в Илье хоть какие-нибудь логические блоки. Но так и не нашел. Они у него отсутствуют”.
…В ожидании выпуска “Морской” я провел социологический опрос среди знакомых журналистов. Мониторинг мнений происходил в здании “Известий”, где я трудился музыкальным редактором газеты “Неделя”. В самый разгар очередной алкогольной фиесты я поставил в магнитофон кассету “Троллей”. Дело было в пятницу вечером.
“Это группа из Владивостока, – пытался перекричать я звон битой посуды. – Существуют уже лет десять. На днях в Лондоне альбом записали…”
Договорить речь новому Цицерону не дали. “Морская” подверглась глобальной обструкции. Больше всего “Мумий Тролль” упрекали во вторичности. Для каждой композиции опытные журналисты легко находили сравнения и аналоги. “Ну это же вылитый „ЧайФ“”, – уверенно говорили они, заслышав первые аккорды “Делай меня точно”. Композицию “Скорость” сравнивали с Duran Duran, “Воспитанник упавшей звезды” – с “Аквариумом”, “Владивосток 2000” – с “Алисой”. Названия мелькали друг за другом – как известно, в музыке, медицине и спорте в России разбираются все. Короче, никакой сенсации “Мумий Тролль” не произвел. По крайней мере, в радиусе Садового кольца.
Твердолобую позицию своих коллег я гипотетически понимал – напомню, что лучшим альбомом 95 года был признан диск Чижа “Перекресток”. С точки зрения актуальной рок-музыки это был, конечно, каменный век. Печально, но факт: половина акул пера в то время слушала Pink Floyd и Doors, а вторая половина об их существовании не догадывалась. Лидеры брит-попа Oasis и Kula Shaker считались гомункулами, а саундтрек к “Криминальному чтиву” – эстетской забавой. Такие вот были времена.
