Ознакомительная версия.
Суд огласил решение в декабре 1439 года; Гутенберг выиграл процесс, а то, что его изобретение стало достоянием гласности, заставило потомков посчитать следующий, 1440 год датой открытия печати. Помимо самого процесса, это подтверждается документами, извлеченными из дел авиньонских нотариусов: «В 1144–1446 годах некий Прокопий Вальдфогель вступал в сделки с разными лицами, которых за деньги и другие выгоды посвящал в тайну искусственного письма».
Гениальное изобретение Гутенберга состояло в том, что он стал изготавливать металлические буквы, подвижные и выпуклые, вырезанные в обратную сторону. Сначала он набирал отдельные строки, а затем с помощью пресса делал оттиски на бумаге. Однако его денежные дела всегда оставляли желать лучшего. Работа требовала солидных вложений, и мастер попытался их добыть, однажды взяв в долг крупную сумму в страсбургской обители Святого Фомы. Эти деньги он так и не вернул, наследство было давно израсходовано, для выпуска книг средств недоставало, но, к счастью, нашлась поддержка в Майнце. Покинув Страсбург в 1444 году, Гутенберг вернулся на родину, где заключил договор с Иоганном Фустом и за ссуду в 800 гульденов ежегодно (на краски, бумагу и прочие потребности типографии) обязался делиться с ним половиной доходов.
Судьба второго товарищества оказалась не радостнее, чем у первого. Основной капитал был получен не сразу, кроме того, Фуст начал задерживать выдачу оборотного капитала и через 2 года совсем прекратил финансирование. Гутенберг отказался платить компаньону проценты, желая отложить платежи до того времени, когда предприятие начнет приносить солидный доход. Фуст обратился в суд, требуя уплаты, и выиграл. По решению судей типография со всеми принадлежностями перешла к нему, а позже ее владельцем стал третий участник событий – Петер Шеффер, ученик Гутенберга, женатый на дочери Фуста.
Отцу книгопечатания пришлось все начинать снова, что он и сделал, вступив в компанию с Конрадом Гумери. Имея слишком мало денег и вовсе не имея опытных рабочих и хороших инструментов, мастер, однако, достиг замечательных результатов. Всего за 5 лет он отлил не менее 5 различных шрифтов, напечатал латинскую грамматику и словарь Элия Доната, несколько листов которого дошли до нашего времени и ныне хранятся в Национальной библиотеке Парижа.
К дальнейшему периоду принадлежат несколько папских индульгенций, «Фрагмент о Страшном Суде» (отрывок из «Сивиллиной книги») и Библии, в том числе та, что известна под названием Библии Мазарини, – первое в Европе полнообъемное, напечатанное с большим искусством издание, признанное шедевром ранней печати.
В Майнце Гутенберг пользовался покровительством архиепископа Дитера фон Изенбурга и, устроив типографию подле его дворца, печатал труды сторонников Реформации. Там же был выпущен «Католикон» Иоанна де Бальби из Генуи – словарь с изложением латинской грамматики. Самые жаркие дни настали, когда между Изенбургом и ревностным католиком Адольфом фон Нассау развернулась борьба за архиепископство. Бюргеры Майнца ратовали за Изенбурга, а Гутенбергу поручили напечатать воззвание к мятежу. Тем не менее победил Нассау, который, добившись присяги Гутенберга, привлек печатника на свою сторону, освободил от налогов и даже зачислил в свиту, положив хорошее жалованье. Еще больше надежд подал курфюрст Адольф, принявший главу типографии к себе на службу. Однако мастер был стар, болен, отчего воспользоваться благами уже не мог. Он умер зимой 1468 года и был похоронен в Майнце, правда, место погребения так и осталось неизвестным.
Между тем колыбелью печатного дела считается не Майнц, а Страсбург, где оно начиналось и с успехом продолжилось. Согласно переписи, к концу XV века в городе на 16 тысяч бюргеров приходилось 10 типографий. Трудились в них лучшие европейские мастера-печатники. Появление типографий обусловило настоящую революцию в интеллектуальной жизни континента, не был исключением и Страсбург, вновь переживший свой золотой век.
Шрифт первых изданий Гутенберга, получивший название «донато-календарный», по сути, являлся копией рукописного готического шрифта, или текстуры, которым монахи пользовались при переписке богослужебных книг. Мелкий шрифт той же группы был впервые применен в индульгенциях. Книгопечатание лишало заработка в первую очередь монастырских переписчиков, поэтому некоторые из них поспешили причислить печатные издания к творениям дьявола, а изобретателя объявить его прислужником.
Печатный станок Гутенберга. Реконструкция
Опасность для жизни печатника тогда была вполне реальной, что доказывает сожжение в Кёльне первых экземпляров той знаменитой Библии, провозглашенной предметом, вышедшим из рук сатаны. К счастью, колдовство не воспрепятствовало изобретению того, что наши современники воспринимают как обыденность, отчего многим кажется странной многолетняя кропотливая работа, которую проделал Гутенберг, и особенно то, с каким недоверием приняли ее окружающие. Вероятнее всего, он начал с вырезания букв на металлических пластинках и лишь позднее освоил метод отливки однотипных букв.
Первые произведения Гутенберга представляли собой небольшие брошюры и однолистки, напечатанные простым широким шрифтом. Для печатания первой Библии была оборудована отдельная мастерская и отлиты новые, напоминающие рукописные, узкие буквы. Цветной декор вокруг черного текста воспроизводился художниками вручную. Первый выпуск уникальной книги составляли 35 экземпляров на пергаменте и 165 – на бумаге. Преодолев невзгоды смутного времени, она дошла до нас целиком и в значительном количестве экземпляров, тогда как большинство рукописных книг сохранилось во фрагментах.
Сегодня Библия Гутенберга хранится в музее под бронированным стеклом, как, впрочем, и многие издания, вышедшие из-под первого печатного пресса. Предполагается, что одновременно с Библией Гутенберг работал над «Майнцской Псалтырью», которую в 1457 году завершил Шеффер. Кстати, в отличие от наставника он решился применить многоцветную печать и печатный декор.
Так выглядит первая напечатанная Гутенбергом Библия
Изобретательство – это идея и колоссальный труд ради ее воплощения. Гутенберг все это осуществил, и потому слава творца печати как одного из самых гениальных искусств пришла к нему, хотя и несколько запоздало. Его творение благоприятствовало расцвету гуманизма, чьи проповедники Жак Вэмфеленг, Жан Жеилэ де Кайзерсберг и Себастьян Брант жили в Страсбурге. Никто из них не поддерживал Реформацию, но произведения и речи, которыми они сумели взволновать современное себе общество, невольно подготовили приход протестантства. Помимо прочих достоинств, изобретение Гутенберга решило вопрос изготовления книг различного объема, во много раз ускорило процесс их печатания, в итоге обеспечив низкие цены, что сделало литературу доступной.
Теперь история Страсбурга неразрывно связана с именем выдающегося изобретателя. Памятник Гутенбергу, созданный скульптором д’Анжером, другом Виктора Гюго, чуть приоткрывает завесу над тайнами эпохи рождения печати. О том, что ее составляло, о людях и событиях приятнее размышлять за чашечкой кофе в ресторане «Гутенберг», расположенном по соседству со статуей на бывшей Овощной площади, в свое время названной в честь отца книгопечатания. С той поры она почти не изменилась. Единственное, чего не мог здесь видеть Иоганн Гутенберг, – великолепное здание Торговой палаты и студенты с книгами в руках.
Нектар вдохновения или корабль дураков?
«Роскошная природа Эльзаса в садах и полях изливает приезжающему все свое плодородие, и в пенящейся радости подает смертному нектар вдохновения…» – отметил в своих записках русский историк Николай Карамзин после путешествия по Эльзасу. С тех пор прошло много времени, но край, восхищавший его, так же красив и преисполнен радостью. Другой русский путешественник, Александр Сергеевич Пушкин, как известно, слывший гурманом, проявил равнодушие к красотам здешней природы, испытав прямо противоположные чувства к местной кухне: «…и Стразбурга пирог нетленный». Предполагается, что предметом бурного восхищения поэта оказалась привычная для каждого эльзасца гусиная печень, запеченная в тесте. Видимо, он не проявлял рвения в дегустации вин, иначе вкус этого блюда остался бы ему незнаком, ведь знаменитый страсбургский пирог принято подавать в конце обеда.
Сумев сохранить собственную культуру, Эльзас бережно хранит то, что получил в наследство от германских и французских предков. Здешние жители охотно соглашаются со словами безвестного автора, назвавшего их край «самой французской из германских провинций и самой германской из французских». Впервые увидев эту землю, застыв в изумлении от вида гор, хвойных лесов, крепостей, залитых солнцем виноградников и утопающих в цветах деревень, Людовик XIV воскликнул: «Какой прекрасный сад!».
Ознакомительная версия.
