Второй - и решающий - этап культурной инсценировки - усвоение некоего теоретического ядра и выработка соответствующего морально-эмоционального настроя.
С усвоением теории идентификация закрепляется на рациональном уровне, индивид обретает понимание своего места в мире и, соответственно, своего вновь обретенного интереса в мире и научается его рационально обосновывать. С выработкой морально-эмоционального настроя, соответствующего культурной форме, с которой он себя идентифицировал, процесс инсценирования по сути завершается. Дальше это уже не инсценировка, не поиск себя и своего мира, а настоящая жизнь в ее объективной реальности и необходимости.
Теорию здесь не следует понимать в смысле научной теории (хотя она и может быть таковой или же претендовать на статус научной). Обычно это некоторая совокупность высказываний, или даже просто носящих характер предрассудков представлений о человеке, о мире или о какой-то его части, которые могут даже не быть выраженными прямо в систематической форме. В социальной феноменологии они именуются повседневными теориями. Они имеют эмпирический референт и могут быть верифицированы, хотя и на свой особенный манер. Отбор эмпирических фактов носит селективный характер, теория считается истинной, если имеются соответствующие ей факты, фальсифицированная теория не элиминируется, но продолжает считаться истинной, более того, она даже не релятивизируется. Взять, к примеру, "теорию" российского антисемитизма. Она состоит из нескольких положений, касающихся особой сплоченности евреев как национальной группы, их особенной склонности к торговле и финансовой деятельности, высокоразвитой традиции внутригрупповой взаимопомощи, полной аморальности по отношению ко всем прочим, то есть неевреям, и, главное, их изначальной ненависти к русским и стремления уничтожить Россию и русский народ. Отбор фактов, подтверждающих теорию, носит селективный характер; то, что первое советское правительство в 1917 г. состояло на 80% из евреев, трактуется как доказательство теории и позволяет считать Октябрьскую революцию еврейским заговором против России. Оставшиеся 20% в расчет не принимаются. Тот очевидный факт, что существуют евреи, не имеющие ни одного из приписываемых им качеств (факт, по существу фальсифицирующий теорию), не отрицается: каждый антисемит готов признать, что есть "хорошие евреи", но это не колеблет его теоретических убеждений.
Такое строение характерно не только для теории русского антисемитизма и не только для теории антисемитизма вообще. Такими же формальными признаками обладают теории других культурных форм, даже тех из них, что претендуют на изначальную укорененность в научном познании. Таковой является, например, теория, составившая основу традиционной советской культуры. Теми же признаками характеризуются теории культурных форм, не сыгравших столь зловещей роли, как антисемитизм, более или менее нейтральных в идеологическом отношении, как, например, теория хиппи об изначальном братстве всех людей или теория русских националистов о мессианской роли России. Теория любой культурной формы может быть понята как совокупность предрассудков в том смысле, что составляющие ее сужения, как поодиночке, так и в их целостности не отвечают требованиям, предъявляемым к научным положениям и научной теории.
Повседневные теории не являются замкнутыми в себе образованиями: они позволяют познавать мир, расширяя тем самым область мира, доступную практикующему их индивиду. Для этого они располагают специфическими познавательными процедурами, характерными для сферы повседневного мышления.
Усвоение теории в рамках культурной формы, с которой идентифицирует себя индивид, не есть, разумеется, чисто теоретическая, кабинетного стиля работа. Оно начинается уже в практике приспособления поведения к внешним требованиям культурной формы и носит характер постепенного разъяснения, понимания и уточнения смысла символических аспектов поведения. На этом уровне усвоение теории происходит стихийно и несистематически. В то же время оно глубоко воздействует на сознание: сведения, приобретаемые таким образом обладают особой мотивирующей силой и играют первостепенную роль в формировании повой идентификации. Это происходит, во-первых, потому, что они изначально оказываются связанными с ясными и наглядными эмпирическими образами. Во-вторых, - и это важнее - теоретическое познание вещной и поведенческой символики как бы подкрепляется реакцией публики, чего не может быть в случае академического теоретического изучения. Публика обращает внимание на экзотические одежды и действия. Сам идентифицирующийся отождествляет реакцию на вещи с реакцией на идеи. Результатом оказывается закрепление идей и прогресс идентификации. Не случайно в рамках советской культуры процесс культурной социализации всегда осуществлялся "в единстве теории и практики". От человека, готовящегося стать членом партии, требовались не только теоретические знания о том, как устроен мир и как в нем все происходит. Непременным условием было ведение "общественной работы", то есть реализация теории в поведении и тем самым закрепление теории.
Формы уже не стихийного, но более организованного усвоения теории, хотя все равно опосредованного внешними поведенческими проявлениями, - митинги политических партий и движений (выступления ораторов - своеобразные неакадемические лекции), всякого рода процессии и песнопения, религиозные службы. Кроме того. в рамках большинства развертывающихся культурных форм организуются специальные теоретические занятия, где соответствующие теории преподносятся в систематической наукообразной форме.
Разумеется, такие занятия, как бы они ни выглядели внешне, не имеют подлинно академического характера. Одновременно с обучением теории на них происходит покушение определенного морально-эмоционального настроя. Моральные установки предполагаются уже самим содержанием теории почти всякая повседневная теория рисует черно-белый образ мира, разделяя людей на своих и чужих. Упомянутый выше антисемитизм не является в этом смысле исключением. Однако нормы поведения по отношению к своим и чужим в каждом случае разные. Они диктуются теорией и зависят от того, насколько конфликтными, несовместимыми, противоположно ориентированными, или, наоборот, сходными и потенциально общими представляются в теории интересы своих и чужих. Преподавание теории одновременно является и преподаванием этих норм, и воспитанием морали и эмоций. Для фашистов, антисемитов, частично для коммунистов это будет воспитанием в духе гнева, благородного негодования или просто ненависти. Такая ненависть логически следует из теории устройства мира и потому не выглядит отрицательной эмоцией. Наоборот, она играет в высшей степени позитивную роль как в деле идентификации самого индивида, так и, с его личной и теоретически обоснованной точки зрения, в деле изгнания зла из мира. Для хиппи, буддистов, кришнаитов это будет, наоборот, воспитанием в духе альтруизма, благожелательной, а иногда и скептической терпимости.
Усвоение теории и морально-эмоционального настроя постепенно ведет к трансформации индивидуальной жизни. Если на первой ступени идентификации, когда индивида в основном привлекали внешние - знаки культурных форм (одежда, языковые знаки, мизансцены), его жизнь как бы делилась надвое: одну часть поглощал собственно культурный ангажемент, другая часть протекала в традиционной, лишенной смысла повседневности, то теперь, на втором этапе, овладев теорией и соответственно настроившись эмоционально, индивид обретает способность интерпретировать и осмысливать повседневную жизнь, каждая деталь которой теперь становится для него значимой. Он в состоянии узнавать в людях своих и чужих, интерпретировать их мотивы и интересы, в состоянии разделять вещи на нужные и ненужные, поступки - на достойные и недостойные. В свою очередь, другие люди реагируют на его отношение к ним и на его поступки именно так, как он сам того ожидает, что только подкрепляет его новообретенные взгляды. Если раньше, осваивая внешние проявления культурной формы, он как бы пытался жить чужой жизнью, вместить в себя чужой опыт через его внешние знаки, то теперь эта жизнь и этот опыт становятся его собственными. Теперь уже не может идти речь о поиске новых лозунгов (как в описанном выше случае с демонстрирующими студентами), новых форм опыта, новых, альтернативных культурных форм. Наоборот, теперь даже сама мысль о подобной переориентации вызывает эмоциональное возмущение и моральный протест. Все это и означает, собственно, завершенную идентификацию в рамках избранной культурной формы.
Одновременно и параллельно с процессом идентификации индивидов в рамках культурной формы происходит развертывание ее самой из зародышевого состояния, когда она существовала, если можно так выразиться, в головах экспертов в "снятом виде", в полноценное социальное образование. Это, собственно говоря, не два параллельных процесса, а один и тот же двуединый процесс. В ходе его складывается группа, обладающая всеми необходимыми признаками института. Она располагает специфической нормативной средой, куда входят: а) нормы отношений между "своими", б) нормы отношений к индивидам, не являющимся членами группы, в) нормы внутригрупповой иерархии, г) нормы отношения к государству и властям.
