Обнаружение их еще "на подходе" к литературе, в фольклоре- дело литературоведа в такой же мере, как и фольклориста. С другой стороны, дальнейшая судьба проникших в литературу фольклорных элементов не безразлична для науки о народном творчестве. Исторический подход к тому или иному явлению-и к фольклору в том числе-не сводится к изучению его истоков, он подразумевает также и исследование его последствий. И в этом плане "вторжение" в литературный материал для фольклористики совершенно естественно и необходимо.
Казалось бы, в литературном отражении фольклорная специфика может только замутиться, а в таком виде она как будто меньше всего способна помочь изучению художественного своеобразия фольклора. Но при более тщательном рассмотрении оказывается, что подчас поэт, обращаясь к народной словесности, осветит в ней такие моменты, которые без. его содействия могли бы остаться необнаруженными. Как заметил исследователь испаноязычного фольклора А. Р. Кортазар, "интуиция художника проникает нередко туда, где пасует техника исследователя"31.
Как первый, так и второй подход будут использованы в. настоящей работе. И все же преобладать в ней будет третий: принцип исследования литературно-фольклорных взаимосвязей, когда явления оцениваются с одной, общей для литературы и фольклора точки зрения - как метасистема.
Таким образом, настоящая работа строится на сопоставлении двух словесно-художественных систем -устной (фольклор) и письменной (литература) в рамках одной метасистемы (словесное искусство) с целью выявить определенные принципы поэтики каждой из них и обнаружить некоторые. общие свойства художественной структуры обеих систем и некоторые общие, региональные и национальные закономерности их взаимодействия. Из заявленного вовсе не следует, будто неоднократно высказывавшаяся мысль о том, что различия между фольклором и литературой не сводятся к неоднородности форм словесности, устной и письменной32, - несправедлива. Напротив, она верна хотя бы потому, что фольклор - не только искусство слова. Однако нетрудно заметить, что именно эта его функция все явственнее выступает на первый план, объяснение чему находим в самих условиях развития устного народного творчества. Во-первых, "живое" (устное) бытование фольклора все меньше связано с утилитарными. целями; во-вторых, соотношение между фольклором, бытующим устно, и фольклором, сохранившимся и существующим в записях (даже если учитывать только лишь изданный материал), неуклонно изменяется в пользу фольклора читаемого33. Любопытно следующее предвидение Л. Н. Толстого: "Бедная Лиза" выжимала слезы, и ее хвалили, а ведь никто никогда уже не прочтет, а песни, сказки, былины-все простое будут читать (курсив мой.-Д. М.), пока будет русский язык" 34.
Правда, существует точка зрения, согласно которой в этом случае нет оснований говорить о фольклоре, потому что,. будучи записанным, произведение якобы превращается в явление литературы35. Подобное мнение не представляется, однако, справедливым. Более того, в генетическом плане дело обстоит как раз наоборот: фольклор стали записывать лишь тогда, когда увидели в нем особый вид словесного творчества. Бесспорно, произведение фольклора многое теряет в записи, однако оно остается произведением фольклора. Это не дает оснований для скептицизма. И если Рох Сулима, отметив, что для исследования поставленной им проблемы автору следует определить основные признаки, отличающие литературу от фольклора, тут же оговорился: "если он наберется смелости говорить о таких признаках по существу"36,-то в высказывании этом, как нам представляется, все же иронии больше, чем категоричности. Следует также учесть, что определение принадлежности текста к фольклору или литературе необязательно должно быть изначальным, оно может оказаться целью исследования либо явиться его побочным результатом, придавая научному поиску дополнительный интерес. В то же время, помимо спорных, но все же поддающихся строгой классификации случаев, на стыке фольклора и литературы имеются также смешанные или переходные явления37. Но, как резонно заметил Вольфганг Штейниц, "это отнюдь не противоречит принципиально ясному различению обеих этих форм искусства слова. Отличие дня и ночи стало пословицей. Если, однако, для объяснения этого отличия будут исходить из понятия сумерек, то ничего хорошего из этого не получится"38.
Осталось сделать несколько замечаний относительно отбора материала и построения книги.
Как исходный используется русский материал - фольклорный и литературный. Выходы за границы русской культуры применительно к литературе немногочисленны и носят вспомогательный характер. В фольклорной же части они необходимы постоянно, ибо, в силу специфики фольклора, изучающий его "должен совершать научные путешествия по целым континентам и, увы, целым тысячелетиям"39. Но и в этом случае русский фольклор остается отправной точкой; вслед за ним наибольшее внимание уделяется фольклору других славянских народов. Как правило, иноязычный материал привлекается в той мере, в какой это требуется для уточнения сферы действия тех или иных закономерностей, установленных на русском материале.
Что касается временных рамок, то и здесь определенные оговорки нужны даже относительно фольклора, хотя с фольклором дело обстоит сравнительно просто, ибо, при всей его изменчивости, налицо, и "сохранение определенной доминанты специфики фольклора как искусства устного слова"40. Это сказано применительно к изучению фольклора вообще. Аспект настоящего исследования тем более освобождает от необходимости всякий раз мотивировать такие "путешествия во времени", поскольку в фольклоре поэтика среди других категорий отличается особой устойчивостью41. Видимо, оговорки, что имеется в виду традиционный фольклор (при всей расплывчатости этого термина), все же достаточно, чтобы говорить "о поэтике фольклора" как о чем-то конкретном и определенном.
Сложнее с литературой-с ее разнообразием индивидуальностей, сменой методов и стилей. В конечном счете предпочтение было отдано литературе реалистической-наиболее полно отражающей современный этап литературного развития. Это во многих случаях избавляет от необходимости рассматривать промежуточные и переходные формы, более свойственные ранним этапам литературного движения, и тем самым основное внимание можно уделить типологическому сопоставлению двух систем, подчеркнув таким образом и стадиальное различие между фольклором и литературой. Сопоставление столь далеких, полярных образцов двух словесно-художественных систем (когда фольклор представлен своими традиционными, "исходными" формами, а литература современными, реалистическими образцами) открывает наибольшие возможности также и для решения, во всяком случае- для постановки вопросов более общего характера, относящихся к словесному искусству как таковому42.
Целью, поставленной в настоящем исследовании, принятым в нем подходом к изучаемому объекту и материалом, положенным в его основу, определено построение работы.
Наиболее желательным представляется такой ход изложения, при котором последовательность ознакомления с предметом совпала бы с ходом его развития. Чтобы рассмотреть виды контактов между фольклором и литературой в той последовательности, в какой они исторически складывались, необходимо найти такую шкалу отсчета, которая учла бы специфику обеих взаимодействующих систем, "летосчисление" в которых не совпадает. Если исходить из особенностей самого процесса проникновения и усвоения заимствованного текста (т. е. из вида связи}, то за основу должны быть взяты "литературные часы", поскольку литература, в отличие от фольклора, с большой чуткостью фиксирует присутствие "чужого" материала. Если же принять за основу жанровую принадлежность взаимодействующих текстов (т. е. исходить из характера произведений, вступающих в контактную связь), то здесь преимущество следует отдать фольклору, так как в фольклоре в большей мере, чем в литературе, "именно в жанре художественно реализуется определенная концепция действительности"43 в ее историческом развитии. На пересечении этих двух координат, литературной и фольклорной, как раз и окажутся точки, определяющие последовательность изложения в настоящей работе. Как же расположатся эти координаты?
В литературе последовательность активного, творческого отражения тех или иных элементов фольклорной поэтики находится в соответствии с развитием представлений "о своем" и "чужом", т. е. об авторской собственности. Вначале собственность только на рукописи, затем к этому прибавляется чувство собственности на литературные сюжеты, позднее - право собственности на те или иные вновь вводимые изобразительные средства и, наконец, - на любой элемент текста и его структуры", когда "вместо матриц и литературного этикета в литературе начинает господствовать свободный учет всего многовекового опыта литературы"45 (а он включал в себя и опыт общения с фольклором)46. Если в этом плане обозреть историю фольклорно-литературных отражений, то, оставив в стороне вопрос о собственности на рукописи (как не имеющий отношения к художественным категориям), получим соответственно три аспекта, расположенные по восходящей относительно меры словесного воплощения темы: 1) взаимосвязь на уровне события (взаимодействие сюжетов, точнее- фабул); 2) взаимосвязь на уровне стиля (взаимодействие средств выражения); 3) непосредственные словесные вкрапления (взаимопроникновение текстов)47.
