Поток больных был нескончаем: зобатые, слепые, чесоточные, хромые... Больные приходили к "мудрому адхалибу" и так низко кланялись, что старались коснуться своими головами его ног, веря, очевидно, что от такого прикосновения им сообщится невиданная Божественная сила.
Через несколько дней вернулся хозяин. Пока дворцовая охрана докладывала своему владыке о чудесах русского, вице-король наблюдал, как около его дворца предприимчивые продают отпечатки следов "мудрого адхалиба". "Их больше, чем самих следов русского доктора на абиссинской земле", - подумал владыка.
Рас Маконен мучился не только своим тайным недугом, но еще и угрызениями совести из-за того, что он вначале усомнился в искренности русской миссии, потому что европейцы, следуя своей захватнической политике, пытались дискредитировать ее в глазах абиссинцев. Но, увидев, на какую высокую ступень доверия подняли Елисеева его люди, Рас Маконен решился наконец довериться своему гостю. С этими намерениями он вошел в свою залу и вдруг остолбенел: доктор бросал кристаллик в сосуд с теплой водой, а на королевской софе лежал бездыханный маленький раб.
Порозовевшая от марганца вода вызвала бурное удивление челяди, а придворная страха с ассагаями по брошенному взгляду потрясенного хозяина перекрыла все входы и выходы.
Елисеев удивлялся не меньше, но другому обстоятельству: лежал без чувств мальчик, а все вокруг не обращали на это никакого внимания. Только Рас Маконен следил за четкими действиями доктора.
После того как желудок больного был промыт марганцовкой, доктор дал ему хины, а потом горячего чая с сушеной русской малиной. Мальчик заснул. Вице-король удалился. Ему доложили, что слуга затих. Тогда он призвал доктора к себе, и провел ночь в признаниях о "двойственности его религии". Он понимал умом, что это результат древнего язычества, влияния соседствующих мусульманских стран и, конечно, многолетнего господства на африканских землях католических миссионеров, считавших абиссинцев монофизитами*...
А Елисеев, слушая исповедь вельможи, тем временем вел истории болезней и делал свои неизменные пометки в дневнике. Записал и то, что в отсутствие вице-короля, уставая от врачевания и поклонений, выходил во двор и один раз, прогуливаясь между смоковницами заметил под кустом корчившегося в судорогах ребенка; сразу же определил у мальчика приступ тропической лихорадки и одновременно небольшое отравление. Позже выяснилось, что придворный эскулап, подкупленный недругами вице-короля, напоил мальчика ядовитыми зельями, чтобы якобы вытравить недуг.
Рас Маконен очнулся от сомнамбулического состояния с первым солнечным лучом, обласкавшим его королевский лик, и воскликнул:
- Ой, ю гут! Ой, ю гут!**
Маленький раб стоял перед ним живой и веселый.
Елисеев рад был видеть, как быстро восстанавливались силы у мальчика и еще быстрее у... короля.
И вот наступил момент отъезда.
В шелковых шароварах, с шелковым зонтиком, что означало приближение к престолу, веселый бодрый Рас Маконен подвел к Елисееву спасенного мальчишку.
- По моему повелению он твой, почтенный адхалиб.
Елисеев не нашелся, что ответить. Он ничего не понимал.
- Гета***, я твой, - радостно бормотал по-русски Атей, ломано и забавно, протягивая Елисееву свой раскрашенный дротик в знак полного подчинения новому господину.
Елисеев заволновался: как же теперь быть?
Атей оказался очень способным и послушным пареньком. Неожиданно для Елисеева он заговорил по-русски, пока еще очень плохо, но и то было в диковинку.
Рас Маконен улыбался.
- Дар его величества Менелика записан здесь. Негус Абиссинии повелел назвать в честь русского брата реку! - продолжал он, церемонно поклонившись доктору и протягивая грамоту.
Рас Маконен поручил Елисееву отвезти в дар русскому царю дружественной страны шестимесячного льва, маленькую виверру и свой портрет.
Атей в дороге стал проводником льва. Лев - грозный царь и божественный символ - был ручным. При дворе Раса Маконена он вел себя кротко, ходил на веревочке, был ласков и добродушен. А в дороге не подпускал к себе никого, кроме Атея.
Атей развлекал весь караван: он знал десятки народных песен, плясок, был переполнен легендами и сказками.
Елисеев слушал с удовольствием и некоторые даже записывал.
Одну сказку мальчик придумал и про своего бывшего гета. Он рассказал, что вице-король носил перевязанные в пучки волосы, и что в его королевскую мантию были вплетены травы. И все потому, что у него заболел слуга, который не прожил в господском доме восемьдесят один день. По некоторым поверьям древних, рассказывал мальчик, дух раба свободен еще восемьдесят один день после того, как тело его уже служит господину, и только по прошествии срока душа смиряется со своей участью и селится в доме господина так же безропотно, как и тело. И если раб умирает до этого - случается большая беда...
Эта сказка не только позабавила доктора. Он задумался над странным состоянием Раса Маконена и не менее странным его чудодейственным исцелением... Он хорошо помнил изречение Пушкина о том, что "есть образ мыслей и чувствований, есть тьма обычаев, поверий и привычек, принадлежащих исключительно какому-нибудь народу".
Недолго пробыл в этой стране путешественник, не успел как следует познакомиться с братьями по вере, не разгадал тайн. Но полюбил Абиссинию. Полюбил ее доблестный народ. Полюбил доброту и доверчивость абиссинцев, их искренность и гостеприимство.
Абиссиния, по его убеждению, заслуживала, безусловно, искренних симпатий и более глубокого изучения.
"Современники Петра много лет назад привезли в Россию юного арапа, который породил в будущем певца свободы", - размышлял путешественник.
...Что в мой жестокий век восславил я свободу...
Он не мог освободиться от ощущения причастности к тому, что Атей и его потомки станут свободными сынами своей свободолюбивой родины и равноправными братьями на всей земле.
Жить - это значит
поделиться всем
В тот вечер никого из домашних, кроме Атея, рядом не было. Только старый врач долго сидел у кровати. Наконец Елисеев очнулся.
- Ступайте, я спал, теперь чувствую облегчение, и сил прибавилось, и разума, кажется.
- Голубчик, я должен быть рядом. Вы не можете остаться один.
- Помилуйте, доктор. Мне ничего не надо. - Слабая рука коснулась кудрявой головки сидящего на полу мальчика. - Он все сделает, и Алиса должна приехать. Благодарю вас за все, доктор...
Доктор не смел возразить...
Атей сидел у кровати с застывшим взглядом и вдруг услышал тихий голос:
- Ты давно не пел, Атей, спой мне.
Атей тихо-тихо запел тоненьким прерывающимся голоском. В соседней комнате заскулила собака. Мальчик вздрогнул и запел громче:
...В эту летнюю ночь
Новость узнала деревня моя...
- На столе для тебя пакет, - вдруг прервал Елисеев. - Ты меня понимаешь, Атей? В военный корпус. Надо его отдать Алисе Сергеевне. Слышишь?
Атей не ответил. Он пел:
...У пруда, в темноте,
Голос свирели звучал:
Мальчик, мальчик родился на свет!
Этот мальчик был я...
Значит, недаром отец мой о сыне мечтал...
- Теперь все, - услышал Атей. Елисеев закрыл глаза...
Всю ночь у кровати своего гета сидел мальчик и по-своему шептал: "Не умирай". В какой-то момент, обессиленный, задремал.
Беду первым почуял кот: он тревожно мяукнул, выставив квадратную морду в дверь комнаты, где находились животные. Желтые глаза его блеснули, и тревога немедленно передалась остальным. Сеттер взвыл и, не поднимаясь на лапы, подполз к кровати.
Атей вскочил, заметался, как загнанный зверек в капкане. Губы продолжали шептать: "Не умирай". Он прильнул к еще теплой руке и увидел прижавшуюся к подушке обезьянку. Она смотрела на мальчика такими же черными и такими же испуганными, чужими глазами. Атей все понял. Он встал с колен и вышел на улицу. Прошел мимо выплывающего из утреннего тумана собора Петропавловской крепости. Воздух благоухал. Цвела черемуха. Атей брел вдоль набережной, перешел мост, спустился к воде.
Он не знал, куда идти, что делать.
Шел вдоль берега мимо сломанных парусников, перевернутых ботов, суденышек с зияющими провалами дыр. От кладбища кораблей повеяло холодом одиночества и безнадежности. Но огромная неведомая сила двинула его вперед. И он запел:
...Я, как отец мой,
Завтра чуть свет поднимусь!
Чуть только солнце
На небо пришлет зарю,
Я поднимусь
И своими руками, как мой отец,
Тепло и жизнь земле подарю.
- Не умер! Не умер! - кричал сам себе мальчик и бежал.
Невские волны, нежно полизывая каменное тело набережной, катили вслед ему весенний ясный день.
В порту стоял на погрузке французский пароход...
Содержание
Вокруг детства
Первые шаги 3
Из детства............... ................................6
Суомские рапсоды
